Десятый праведник - [56]

— Подлетаем, — крикнул Карл в сторону кормы. — Приготовить бомбы.

— Вряд ли понадобится, — лениво отозвался Бонфаций из темноты под баками. — Шеф договорился, чтобы люди Баумштеда нас пропустили.

— Не рассуждать, — огрызнулся Карл. — А то ты не знаешь, чего стоят их обещания… А ты держи вот это. Умеешь с ним управляться?

Николай ощутил в руках что-то тяжелое и холодное — старый легкий пулемет с провисшей лентой с патронами.

— Умею, — пробурчал он со вспухшим ото сна языком.

Они пролетали над самой высокой точкой прохода. У подножия скалы с левой стороны мигали огоньки — окна бывшего придорожного ресторана, превращенного Баумштедом в пограничный пункт. Николай схватил пулемет за отверстия в амбразуре, оперся прикладом о днище гондолы и высунул голову наружу. Окна приближались, но все выглядело спокойно, словно никому не было дела до освещенного луной дирижабля. Ему казалось, что он ощущает, как с каждым метром полета растет напряжение его напарников, как наполняется им вся гондола, распространяясь безмолвно на астматическое пыхтение моторов. Пограничный пункт был уже под ними, и пока ни единый выстрел не нарушил покоя ночи. Наконец свет уплыл назад. Остался позади и проход, склоны резко ушли вниз вместе с извилистой дорогой.

Карл шумно вздохнул:

— Ну, кажется, обошлось. Теперь еще пять километров на север-северо-запад. Левый — восемь десятых, правый — семь.

В печи загудел огонь, машина увеличила скорость. Темная горная гряда вздрогнула и стала быстро удаляться. Под ними опять распростерся мрачный лабиринт из долин и хребтов, напоминающих в ночи скелет титанической рыбы.

— Вижу цель! — вдруг со стороны носа раздался голос Карла. — Левый — пять десятых, правый — три с половиной. Приготовиться к снижению!

Дирижабль плавно замедлил ход и слегка повернул налево. Николай оставил пулемет и посмотрел вперед. Они постепенно теряли высоту. Перед носом гондолы чередовались все те же озаренные голубоватым светом луны возвышения и черные, как сажа, долины. На фоне одной из таких теней мигали три красноватые точки, образующие вершины равностороннего треугольника. Они приближались, превращаясь в язычки пламени в середине глубокой круглой котловины. Чуть выше, на окраине леса, сновали искорки поменьше.

— Убавь мощность на половину десятых, — велел Карл. — Так держать. Путнику надо переодеться.

Николай неловко стаскивал с себя комбинезон, время от времени поглядывая вперед. Они летели совсем низко над кронами буков, и теперь лес закрывал сигнальные огни.

— Левый — полторы, правый — одна! Зависаю! — воскликнул Карл, и сию же секунду между ветками показалось пламя факелов. — Спускай тросы!

Длинные черные змеи полетели во мрак за бортом. Деревья под гондолой исчезли, появился пологий склон, слабо освещенный десятком факелов. Несколько темных силуэтов подбежали к веревкам, привязали их к стволам деревьев. Дирижабль затрясся.

— Стоп машина! — приказал Карл.

В наступившей тишине послышался шум листвы. Внизу приглушенно разговаривали. Николай встал с балласта, открыл крышку люка и закинул мешок за спину. Со стороны носа к нему подошел Карл. Свернутая веревочная лестница полетела вниз.

— Знаешь инструкции, — прошептал пилот. — Передаешь товар и тут же уходишь через хребет, прямо на север, там тебя будут ждать люди шефа.

Николай кивнул, поежился от холода и поискал в ясном небе Большую Медведицу. Отыскал Полярную звезду. «Туда, — решил он, пролезая через люк и нащупывая ногой перекладину лестницы. — В этом направлении, хотя я все меньше и меньше понимаю смысл всей этой операции. Это не облава, иначе их давно бы изловили. Если бы за всем этим стоял не Буше, а кто-то другой, я бы не поверил, что он подкуплен иоаннитами».

Снизу лестницу натянули, и спускаться было легко. Через минуту Николай ступил на землю, развернулся и пошел к группе людей, неподвижно стоящих с факелами в руках. Один из них сразу же привлек его внимание — высокий мужчина, одетый в грубую монашескую рясу с откинутым капюшоном. В дрожащем свете пламени его бородатое лицо выглядело строгим и резким, словно высеченным из камня. На выступающем лбу темнела татуировка, уже знакомый знак, такой же, как па печати: буква J с двумя перекрестьями по обеим сторонам от нее. Черты остальных пятерых были скрыты в тени капюшонов, но контрабандист знал, что у них на лбах он бы увидел тот же знак, обрекающий их на вечное изгнание. За подобную татуировку полагалась немедленная смерть — и именно потому иоанниты так гордились ею, как символом веры и презрения к жизни.

В двух шагах от высокого Николай остановился, смущенно переступая с ноги на ногу. Он ждал, что ему что-нибудь скажут, но группа иоаннитов лишь напряженно и бесстрастно смотрела на него поблескивающими в ночи глазами.

— Добрый вечер, — кивнул он наконец, чтобы нарушить тягостное молчание. Снял мешок и поставил его возле себя.

Ответ человека с откинутым капюшоном прозвучал глухо и монотонно:

— Ему, возлюбившему нас, и омывшему нас от грехов наших кровию Своею, и соделавшему нас царями и священниками Богу и Отцу Своему, слава и держава во веки веков!