Десятиглав, или Подвиг Беспечности - [23]

                      Даш, когда дашь?

                      Даш, ну когда?

                      Даш, когда дашь?

                      Даш, ну дай поебать!

                     Даш, дашь когда?

                     Когда дашь, Даш?

                     Даш, дай скорей!

                     Даш, ну дай поебать!

Ну и так далее. По некоторым признакам я заметил, что некоторые наиболее восприимчивые любительницы изящного, проникшись недвусмысленной устремленностью поэта, начинают испытывать нешуточное половое возбуждение. Однако поэма оказалась не очень длинной, и в оргию, как в случае с латиноамериканской актрисой (см. новеллу 1) мероприятие перерасти не успело. Закончив чтение, идиот обвел зал торжествующим взором. После минутной тишины, когда присутствующие решали, как им следует отнестись к услышанному, из VIP-рядов раздался пронзительный выкрик жены губернатора: "Гений! Браво, Беспечный!" Вслед за этим и зал разразился овацией, вероятно уверовав в то, что на его глазах рождается поэзия будущего. Идиот стоял зажмурившись, втянув голову в плечи и блаженно улыбаясь. К славе он был явно неравнодушен и всем своим видом напоминал сытого кота, которого почесывают за ухом. "Пусть он сыграет! — надрывались наши подружки в первом ряду. — У него гармонь с собой!" Степанцов, как раз собиравшийся заключить концерт песней, подошел к идиоту, похлопал его по плечу и спросил: "Ну что, Коля, сыграешь? Ду-ду, ту-ту, да?" Увидев соответствующие жесты Степанцова, идиот догадался, что от него требуется, оживленно закивал, гукая и брызгая слюной, и вытащил из внутреннего кармана клетчатого пиджака губную гармонику. "Песня "Шалула", музыка и слова Константэна Григорьева, — объявил Степанцов. — Исполняю я, Вадим Степанцов, аккомпанирует гениальный поэт-новатор Николай Беспечный. Поехали!" Тут я наглядно убедился в том, что слабоумие может успешно сочетаться с наличием музыкального чувства: звуки, выдуваемые идиотом из губной гармоники, как правило, попадали в лад пению нашего товарища. Хотя они не отличались особым благозвучием, а точнее, просто резали слух, публика все же оценила импровизационный дар Николая беспечного и разразилась аплодисментами. Затем в том же диковатом сопровождении Степанцов и Григорьев исполнили по заявкам еще несколько песен, и на этом программа концерта завершилась. Некоторое время идиот стоял зажмурившись и, втянув голову в плечи, с блаженной улыбкой ощущал, как на него низвергаются живительные токи публичного успеха. Однако затем до его слуха донеслись ликующие возгласы жены губернатора. Он насторожился, открыл глаза и тут же заметил в массе рукоплескавших зрителей свою самую пылкую поклонницу. Впрочем, ее мудрено было не заметить, поскольку происходящим на сцене из всех важных персон интересовалась лишь она одна — остальные, согнувшись, по-прежнему смотрели вниз, пытаясь обнаружить то существо, которое перебегало под креслами и кусало за ноги то одного, то другого представителя элиты. Идиот без колебаний спустился со сцены, деревянной походкой продефилировал по залу и решительно углубился в узкий проход между креслами, оттаптывая ноги у множества важных лиц и не обращая на протесты ни малейшего внимания. Добравшись до своей поклонницы, поэт повалился в кресло рядом с ней — точнее, не в само кресло, а на колени той пожилой дамы, которая там сидела. Кряхтя и шепотом причитая, дама кое-как вылезла из-под навалившегося на нее разгоряченного тела, а поэт, восхищенный соседством желанной женщины и тем, как он удобно устроился, сперва залился булькающим смехом, а потом принялся с чувством декламировать свою балладу "Даш, когда дашь". Супруга губернатора с упоением внимала чеканному ритму этого произведения, решив, что поэт вовлекает ее в бурный поток своего вдохновения, дабы обольстить без принятой в таких случаях пошлой болтовни. Особенно восхищал ценительницу поэзии тот булькающий смех, похожий на смех младенца, которым Николай Беспечный сопровождал особенно удачные, по его мнению, пассажи поэмы. Чувствовалось, что душа мастера полностью слита с его творением. В это время публика начала расходиться, и супруга губернатора, не переставая аплодировать, схватила идиота за рукав и приказала: "Идемте! Вы должны дать мне автограф — хороший, проникновенный автограф!" Идиот ничего не понял, но почуял, что его ожидает нечто приятное, и с оживленным бульканьем потянулся за своей дамой. Дама повлекла его в комнату для приемов, расположенную в одном из бесчисленных коридоров театра. Непосвященны вряд ли смогли бы ее разыскать, да к тому же путь им наверняка преградила бы охрана.

От действий идиота меня отвлекло назревание неприятной сцены в боковом проходе: на миг отвлекшись от раздачи автографов, я заметил, что несколько VIP-дам обступили милицейский пост, наскакивают на милиционеров с какими-то требованиями и при этом судорожно тычут пальцами в нашу сторону. Милиционерам явно не улыбалось предпринимать против нас идеологические репрессии, поскольку публика пребывала в высшем градусе восторга и запросто могла бы порвать на части любых наших недругов. Но тут одну особенно бесновавшуюся даму словно пружиной подбросило в воздух, и она испустила такой дикий вопль, что перепугала бы всех до полусметри, если бы в зале не стоял такой шум. Многие все же оглянулись на даму, которая продолжала вопить, затем посмотрели на пол, после чего вокруг бедняжки мгновенно расчистилось пустое пространство. В это пространство двинулись было милиционеры, но затем остановились в нерешительности. Я переместился на край сцены, откуда мне было хорошо видно все происходившее. В центре расчистившегося круга стоял на задних лапах крупный рыжий хомяк и воинственно верещал, порой делая ложные выпады в сторону милиционеров. Я понял, что именно этот хомяк сидел в таинственной коробке и улизнул во время усмирения Евгениями наших противников. Очевидно, зверь был приготовлен нам в подарок — некоторые поклонники любили делать нам такие экстравагантные подарки. Сбежав, он принялся кусать тех в зале, кто внушал ему наибольшее отвращение или вел себя особенно беспокойно. Понятно, что досталось прежде всего врагам нашего таланта, вознамерившимся устроить скандал. Я подивился тому, как мудро все устроило провидение, решившее покарать нечестивцев и избравшее своим орудием хомяка. Как известно, хомяк является самым храбрым из всех зверей, превосходя в этом отношении даже львов и тигров. Последним при их внушительном телосложении нетрудно проявлять храбрость, но тем не менее они сплошь и рядом пасуют перед опасностью, хомяк же не делает этого никогда и с любым существом, поступающим ему наперекор, будь оно даже размером со слона, норовит вступить в драку. Начиная схватку, он встает на задние лапы, дабы задействовать когти, но особенно грозным оружием являются его длинные и острые передние резцы, которыми он наносит врагам глубокие и долго не заживающие раны. Разъяренный хомяк издает особые звуки, нечто среднее между верещанием и пощелкиванием, и не ограничивается обороной, а всегда стремится перейти в атаку и обратить противника в позорное бегство. Так поступил и наш хомяк: после недолгого противостояния он решительно бросился вперед с явным намерением прокусить милиционерам сапоги. Те разом отпрянули, вызвав дружный смех окружающих, а хомяк молниеносно развернулся и впился в икру одному из весельчаков, сразу отбив у того охоту смеяться и дав всем остальным понять, что битва предстоит нешуточная. Один из милиционеров, не переставая отступать перед наскоками хомяка, потянулся было к кобуре, но тут из толпы раздался возмущенный крик: "Не смейте! Это редкая разновидность хомяка! Вы будете отвечать!" Кричал хозяин животного — его стоявшие дыбом волосы и взъерошенная борода выдавали в нем биолога. Поставив на пол железную коробку, хозяин ловко схватил зверя за шкирку, так что тот не сумел оказать сопротивления, и мгновенно водворил его в коробку. Лязгнула крышка, биолог подхватил коробку и потащил ее к сцене, явно намереваясь осчастливить нас этим сомнительным подарком. "Пора сматываться", — шепнул я в испуге своим друзьям. Быстро свернув раздачу автографов, мы юркнули за кулисы, добежали до гримерки, похватали там одежду и, одеваясь на бегу, спустились к служебному входу. Удирая, я успел сделать красноречивый жест нашим подругам, и они не только сами вскоре присоединились к нам, но и привели с собой одного из шустрых молодых людей — он отвечал за финансовую часть мероприятия и принес причитавшиеся нам деньги. "Вы уже уходите? Какая жалость! — зачастил молодой человек. — Там очень много серьезных людей хотели бы с вами поговорить. Может, вы подождете?" — "Нет, ждать нельзя, — с содроганием вспомнив хомяка, сурово заявил я. — У нас срочные дела, мы должны ехать". — "К тому же губернское начальство, кажется, осталось не очень довольно, а нам вовсе не улыбается стать гонимыми поэтами", — добавил Степанцов. "Короче, мы должны ехать", — грубо сказал Григорьев, бросив плотоядный взор на хихикающих девушек. "Вы ошибаетесь, все в порядке! — замахал руками молодой человек. — Главное — супруга губернатора была в полном восторге!" Но остановить нас было уже невозможно. "Найдите Евгения и всех этих серьезных людей направляйте к нему", — распорядился я, садясь в такси, остановленное нашими подругами. За ним тут же затормозило второе. На двух машинах мы понеслись на квартиру к барышням, а молодой человек побежал обратно в театр заканчивать наши дела.