Десятиглав, или Подвиг Беспечности - [11]
"Глубоко", — с уважением произнес Степанцов, осушив бокал. "Это чье?" — полюбопытствовал Григорьев. "Али Мансур Неджефи, средневековый перс, — ответил я. — Он, как и Омар Хайям, тоже написал свой рубайят. Перевод, естественно, мой". Григорьев вынул из сумки копченую курицу, с хрустом растерзал ее и протянул каждому из нас по куску, однако Евгений от своего куска отказался. "Пойду куртизировать дам", — шепотом пояснил он и вышел в коридор. "Ну что, так и будете делать вид, что нас не замечаете?" — донесся оттуда его голос. "Разве можно не заметить таких шикарных мужчин!" — весело хохотнула в ответ 10 толстуха, возглавлявшая стайку девушек, ехавшую в соседнем купе.
Оттуда послышался девичий писк: "Ой, а вы поможете нам поднять сумки наверх?" — "Только если вы поможете мне поднять настроение моих друзей, которые явно к вам неравнодушны", — галантно ответил Евгений. "А кто ваши друзья?" — взвизгнули от любопытства девицы. "Вообще-то это секрет, но вам скажу, — солидно произнес Евгений. — Они артисты: поэты, прозаики, певцы, музыканты, шоумены…" — "А кто певец, а кто артист?"
"Нет, вы не поняли — каждый из них одновременно и то, и другое, и третье… Позвольте я вас поддержу, вы так упадете… Так вот, каждый из них умеет делать все. Знаете куртуазных маньеристов? Это они и есть. Да вы что, телевизор не смотрите? Как же вы их не узнали?" — "Что-то слышала", — пробасила толстуха смущенно. "То есть как — "что-то"?" — обиделся Евгений. Он слегка понизил голос, и некоторое время до нас из-за стенки доносилось только "бу-бу-бу, бу-бу-бу". Сквозь это бормотание изредка прорывались слова "бессмертие", "аншлаг", "гениально", "овации" и "капуста". Видимо, Евгений рассказывал девушкам о нас, стремясь представить своих друзей в наилучшем свете. Я задумался было над тем, честно ли по отношению к Анне начинать путешествие с дорожного флирта, однако затем решил, что такое развитие событий соответствует, с точки зрения Евгения, программе редактирования жизни, и счел возможным довериться своему другу и его нравственному чутью. К тому же в последнее время я, к своему ужасу, стал замечать, что Анне нравится вкушать удовольствия в кругу пошлых людей, что она не понимает моих душевных мук и, более того, склонна даже смеяться над ними. Оттого мой моральный долг по отношению к любимой, хоть мне и стыдно в этом признаваться, утратил для меня свою прежнюю непререкаемость. Овладевшие мной горькие размышления внезапно прервал Григорьев, потянувшийся ко мне с полным стаканом. Я с удивлением обнаружил, что и мой стакан уже снова полон. "Выпьем за наше отбытие навстречу радостям жизни! — с воодушевлением провозгласил Григорьев. — Да, в этом году нам бывало нелегко, позади осталось много трудностей, бед и невзгод, но теперь благодаря нашему другу Евгению, этому прекрасному человеку, который в соседнем купе очаровывает прелестниц, мы наконец двинулись туда, где нас ждут веселье, любовь и богатые меценаты!" Я машинально откликнулся:
"Али Мансур, рубайят", — пояснил я. "Нет, мы не хотим в безвременье, Андрей, — запротестовал Степанцов. — Мы еще молоды, нам туда рано. Сперва узнаем, о чем договорился с девушками наш друг Евгений".
Евгений оказался легок на помине, неожиданно возникнув в дверном проеме. "Готовьтесь, — прошипел он, — приберитесь на столе, достаньте новую бутылку. Девушки сейчас будут". Мы мгновенно открыли вино, икру, покрасивее расположили на столе прочие закуски и приосанились, ожидая гостей. Первой в дверях появилась толстуха, и при виде царившего на столе изобилия ее пухлая физиономия расплылась в улыбке. "Здравствуйте, мальчики!" — пропела толстуха. Дальнейших ее слов я не слушал, поскольку они были столь же предсказуемы. Вслед за ней в купе протиснулась худенькая крашеная блондинка, непрерывно хихикавшая, — вероятно, от смущения. Я даже не разглядел, хороша ли она собой, потому что неотрывно смотрел на стоявшую за ее спиной девушку с распущенными темно-рыжими волосами. Наконец я поймал взгляд ее прозрачно-голубых глаз, и этот взгляд вновь был так странно внимателен, что я не выдержал и смущенно потупился. Однако я продолжал предусмотрительно удерживать рядом с собой у окна свободное место, девушке с распущенными волосами волей-неволей пришлось протиснуться туда, и я отделил ее своим телом от всей остальной компании. Как выяснилось, девушку звали Изольда — услышав об этом, я пришел было в преувеличенный восторг, но быстро утих под странно 12 пристальным взглядом ее ледяных глаз. Помолчав, я прошептал: "То, что я сижу рядом с вами — высшая удача поездки". Меня вознаградила едва заметная улыбка, тронувшая чувственные губы Изольды. Я передал ей стакан, принятый мною у разливавшего вино Евгения, и был удивлен тем, что она медленно, но не отрываясь выпила все вино до дна, не сводя с меня при этом своих необычайных глаз. Рядом с нами раздавались шутки, смех, тосты, Евгений о чем-то увлеченно рассказывал, но я почти ничего не слышал, потому что неотрывно смотрел на свою соседку и порой шепотом сообщал ей, какое впечатление производит на меня та или иная черта ее внешности. Думается, что сторонний наблюдатель вполне мог принять меня за тихопомешанного. Однако Изольда, судя по всему, считала мое поведение вполне естественным, и в ее улыбках все заметнее стало сквозить сладострастие. "Так выпьем же за моих друзей! — вскричал вдруг Евгений и так треснул толстуху ладонью по спине, что я в испуге вздрогнул, хотя сама толстуха не проявила никакого неудовольствия. — Выпьем за то, чтобы справедливое воздаяние находило поэтов не за гробом, а уже в этой жизни! Пусть удача постоянно сопутствует им в творчестве, во всех делах и в любви! К счастью, пока так и выходит: они известны на всю страну, денег у них сколько угодно, женщины от них без ума, начальство ни в чем не может им отказать, меценаты их балуют…" Девушки завороженно притихли, переводя горящие глаза с одного поэта на другого. Однако я устыдился столь откровенной рекламы и вдобавок заметил в глазах моей соседки ироническую усмешку, а потому хладнокровно произнес: "Кто может быть уверен в расположении судьбы? К тому же людских судеб множество и все они сталкиваются между собой. Послушайте, что писал об этом Али Мансур — в моем, конечно, переводе:
Орден куртуазных маньеристов создан в конце 1988 года Великим Магистром Вадимом Степанцевым, Великим Приором Андреем Добрыниным, Командором Дмитрием Быковым (вышел из Ордена в 1992 году), Архикардиналом Виктором Пеленягрэ (исключён в 2001 году по обвинению в плагиате), Великим Канцлером Александром Севастьяновым. Позднее в состав Ордена вошли Александр Скиба, Александр Тенишев, Александр Вулых. Согласно манифесту Ордена, «куртуазный маньеризм ставит своей целью выразить торжествующий гедонизм в изощрённейших образцах словесности» с тем, чтобы искусство поэзии было «возведено до высот восхитительной светской болтовни, каковой она была в салонах времён царствования Людовика-Солнце и позже, вплоть до печально знаменитой эпохи «вдовы» Робеспьера».
С Виктором Корсаковым, американцем русского происхождения и профессиональным солдатом, воевавшим в Латинской Америке, на Ближнем Востоке и других "горячих точках", читатель уже знаком по книге "Смерть говорит по-русски". В новом романе-боевике мы встречаем Корсакова уже в России, в момент вооруженного выступления мощной террористической организации, которое до основания потрясает все российские структуры власти. Драматические сцены насилия, предательства, любви, резкие повороты сюжета, непредсказуемый финал делают "Кольцевой разлом" желанным приобретением для всех ценителей "литературы действия".
Это было его призванием, и он отлично справлялся с заданиями вне зависимости от собственных убеждений, признавая единственный принцип при выборе очередного места работы - размер предполагаемого гонорара. Коллеги знали его по татуировке на руке - личному номеру. Но однажды его, опытного бойца, киллера- профессионала, подставил старый приятель, крутой мафиози. Виктор Корсаков, американец русского происхождения, умел хорошо воевать. Отныне вся жизнь Корсакова направлена на месть. Готовя операцию против своего врага, он сталкивается с ошеломляющим фактом: на сей раз его цель совпала с интересами российских спецслужб.Новое издание романа "Твой личный номер".
Воспроизводится по изданию: Орден куртуазных маньеристов. Отстойник вечности. Избранная проза: — М.: Издательский Дом «Букмэн», 1996. — 591 с.
Черный пробел: Роман в 6 ч. / Андрей Добрынин. — [Балашиха]: Изд-во ТКО «АСТ»: Изд-во Моск. с.-х. акад., [1992?]. — 118 с.; 20 см. ISBN 5-88196-030-0: Б. ц.
Воспроизводится по изданию: Орден куртуазных маньеристов. Отстойник вечности. Избранная проза: — М.: Издательский Дом «Букмэн», 1996. — 591 с.
Некий писатель пытается воссоздать последний день жизни Самуэля – молодого человека, внезапно погибшего (покончившего с собой?) в автокатастрофе. В рассказах друзей, любимой девушки, родственников и соседей вырисовываются разные грани его личности: любящий внук, бюрократ поневоле, преданный друг, нелепый позер, влюбленный, готовый на все ради своей девушки… Что же остается от всех наших мимолетных воспоминаний? И что скрывается за тем, чего мы не помним? Это роман о любви и дружбе, предательстве и насилии, горе от потери близкого человека и одиночестве, о быстротечности времени и свойствах нашей памяти. Юнас Хассен Кемири (р.
Журналистка Эбба Линдквист переживает личностный кризис – она, специалист по семейным отношениям, образцовая жена и мать, поддается влечению к вновь возникшему в ее жизни кумиру юности, некогда популярному рок-музыканту. Ради него она бросает все, чего достигла за эти годы и что так яро отстаивала. Но отношения с человеком, чья жизненная позиция слишком сильно отличается от того, к чему она привыкла, не складываются гармонично. Доходит до того, что Эббе приходится посещать психотерапевта. И тут она получает заказ – написать статью об отношениях в длиною в жизнь.
Истории о том, как жизнь становится смертью и как после смерти все только начинается. Перерождение во всех его немыслимых формах. Черный юмор и бесконечная надежда.
Проснувшись рано утром Том Андерс осознал, что его жизнь – это всего-лишь иллюзия. Вокруг пустые, незнакомые лица, а грань между сном и реальностью окончательно размыта. Он пытается вспомнить самого себя, старается найти дорогу домой, но все сильнее проваливается в пучину безысходности и абсурда.
Книга посвящается 60-летию вооруженного народного восстания в Болгарии в сентябре 1923 года. В произведениях известного болгарского писателя повествуется о видных деятелях мирового коммунистического движения Георгии Димитрове и Василе Коларове, командирах повстанческих отрядов Георгии Дамянове и Христо Михайлове, о героях-повстанцах, представителях различных слоев болгарского народа, объединившихся в борьбе против монархического гнета, за установление народной власти. Автор раскрывает богатые боевые и революционные традиции болгарского народа, показывает преемственность поколений болгарских революционеров. Книга представит интерес для широкого круга читателей.
Воспроизводится по изданию: Орден куртуазных маньеристов. Отстойник вечности. Избранная проза: — М.: Издательский Дом «Букмэн», 1996. — 591 с.