Десять вечеров. Японские народные сказки - [56]

Настала глубокая ночь.

Слепец, как всегда, сидел на веранде. Вдруг снова зазвучали знакомые шаги посланного воина. Он остановился перед слепцом и властно позвал:

— Хоити!

Но тот замер, затаив дыхание.

— Хоити! — снова позвал посланный еще суровее прежнего.

— Хоити! — крикнул он в третий раз, голосом, полным гнева.

Но Хоити словно в камень обратился. Тогда воин тяжелыми шагами взошел на веранду, наверно, для того, чтобы потащить его силой, но вдруг застонал:

— О-о-о! — и медленно попятился назад.— Кто это? Кто сидит здесь, весь покрытый священными письменами? Я не могу приблизиться. Страшно мне, страшно! Я не в силах подойти. Сотри эти письмена, скорее, скорее!

Потом наступило молчание. Хоити почувствовал на себе пристальный взгляд.

— А! — внезапно воскликнул воин.— А! Остались незащищенные места. Вижу твои уши! Я все-таки заставлю тебя пойти со мной.

И он ухватил слепца за оба уха и с силой потащил за собой. Хоити почувствовал нестерпимую боль, но стиснул зубы и не издал ни звука и не сдвинулся с места. Воин еще раз рванул изо всех сил и оторвал ему оба уха напрочь. Кровь хлынула ручьями, но Хоити так и не пошевелился.

— Покажу эти уши моему господину в знак того, что я приходил сюда! — воскликнул посланный. Шаги его начали удаляться и замерли вдали, а Хоити упал без памяти.

Когда настоятель вернулся, он горько пожалел о том, что забыл написать священные знаки на ушах слепца. Из-за этого Хоити был на волосок от гибели...

Слух об этом чудесном происшествии распространился повсюду. Все говорили о «певце с оторванными ушами». Народ стал собираться толпами, чтобы послушать Хоити. И вскоре безвестный до того певец стал славен по всей Японии.

ГОРШОК БЕЛЫХ ХРИЗАНТЕМ

В старину, в далекую старину, жил один князь. Была у него законная жена, но он о ней и думать позабыл с тех пор, как взял себе молодую наложницу. Дни и ночи проводил князь в покоях своей возлюбленной, а покинутая жена обливалась слезами. Только и утехи ей было, что играть на цитре.

Но вот однажды явился к супруге князя посланный от наложницы с просьбой дать на время цитру[56]. Слова не сказала жена, отдала свою любимую цитру и стала играть на простом сямисене[57]. Хорошо она играла, заслушаешься.

Узнала про это наложница и позавидовала. Послала она слугу за сямисеном. Отдала жена и сямисен. Только и радости у нее осталось: горшок хризантем. Были эти хризантемы белее первого снега. Целый день любовалась на них покинутая жена, утирая слезы.

Но вскоре явился посланный от соперницы: просит она отдать ей горшок хризантем. Отослала жена князя цветы вместе с таким стихотворением:

Я цитру свою отдала,

Я отдала сямисен,

Любимого отдала я.

Так стану ли я жалеть

Вас, белые хризантемы?

Поняла наложница всю низость своей души, и стало ей стыдно. Покинув дом князя, скрылась она куда-то, а князь снова вернул свою любовь жене.

ВЕЧЕР СЕДЬМОЙ

ЖРЕЦ, ВРАЧ И КАНАТНЫЙ ПЛЯСУН В АДУ

В старину это было.

Как-то раз на празднике богини Ка́ннон в деревне Мацуё один канатный плясун показывал свое искусство. Зрителей собралось великое множество. Но вдруг неведомо по какой причине упал канатный плясун с высоты и разбился насмерть.

А в это самое время умер от простуды местный врач. Заодно с ним отправился на тот свет и старый жрец[58], подавившись рисовой лепешкой на празднике в честь бога — покровителя кухонного очага.

Явились все трое на суд к владыке преисподней — князю Эмма́[59]. Первым взял слово канатный плясун:

— Всемилостивый повелитель наш Эмма, в земном мире был я искусным акробатом и приносил радость людям. Пошли же меня за это в райскую обитель.

— Нет, врешь, врешь, за всю свою жизнь ты ни одного нового фокуса не показал, работал по старинке, да и то нечисто... Даром только с людей деньги брал. Ступай же в преисподнюю.

Вторым стал говорить врач.

— Господин наш Эмма, когда я жил в земном мире, то сделал много добра. Я исцелял людей от болезней. Не было врача искуснее меня. Пошли же меня в светлый рай.

— Лжешь, жалкий знахарь,— загремел князь Эмма.— Ты не умел правильно распознать ни одной болезни, назначал бесполезные лекарства. Сколько больных заморил! Даром только драл с людей деньги. Ступай же в ад кромешный!

Настала очередь жреца.

— Господин наш Эмма, я, в бытность мою на земле, беседовал с богами, услаждая их молитвами и празднествами. Внимая мне, боги дарили свою милость людям. Нет выше моей заслуги! Уж я-то, наверно, достоин рая!

— Вот ты как раз самый худший из всех плутов и обманщиков,— в гневе закричал Эмма.— Всю жизнь ты людей обманывал. Учил их всяким глупостям: прикладываться к амулетам, читать разные заклинания, изгонять злых богов, насылающих болезни... И ты тоже даром брал с людей деньги. Проваливай в преисподнюю!

Нечего делать, пришлось всем троим отправляться в ад. А там уж был получен приказ князя Эмма. Схватили черти всех троих и потащили к огромному котлу. А в котле горячая вода ключом бурлит, клокочет. Страшного вида черт заорал на них:

— Эй вы, полезайте в котел. Сейчас вам крышка, сварю вас в кипятке.

И в самом деле держит в руках большую крышку.

Врач с канатным плясуном испугались:

— Конец нам пришел! Что делать, как выпутаться из беды?