Десять тысяч лет в ледяной глыбе - [15]

— Великолепно!

— Вам нравится так передвигаться?

— Я был бы неблагодарным человеком, если бы не счел это замечательным. Нечего и говорить, я сожалею лишь о том, что моя старость мешает мне самому овладеть этим способом передвижения. Но не стесняю ли я вас, не утомляю ли?

— Нисколько. Мы не знаем, что такое усталость, ведь наши психические возможности безграничны. Следовательно, такой добавочный груз, как ваше тело, плывущее в нашей нервной атмосфере, весит для нас не более мельчайшей пушинки. Вернусь к вопросу о семейном укладе. Предки были полигамны[105]. Но вот уже пять или шесть тысяч лет назад вошла в обычай моногамия[106], хотя никакого законодательства по этому вопросу нет — нигде не сказано, сколько жен может быть у гражданина. Такая же свобода в выборе местожительства.

— Как, разве каждая супружеская пара не владеет собственным домом в избранном ею месте, разве не дома воспитываются дети, содержится прислуга?

— И да и нет. Дома являются всеобщей собственностью. Каждый выбирает себе дом по вкусу, устраивается, живет в нем некоторое время и в один прекрасный день покидает — иногда по необходимости, иногда — по прихоти фантазии. Построенные из массивного фарфора дома почти невозможно разрушить, они служат многим и многим поколениям. Если домов становится недостаточно или старые приходят в негодность, мао-чины их тотчас же заменяют.

— Охотно допускаю такую систему, в чем-то сходную с американской системой меблированных комнат. Но как живут мао-чины?

— Они привязаны к жилью и к небольшому земельному участку около дома, должны каждую секунду в течение всей жизни находиться в распоряжении своего хозяина, кто бы он ни был, чтобы тотчас же, в одиночку или группой, приступить к необходимым работам. Когда кто-либо из нас перемещается — сами посудите, насколько частыми бывают такие перемещения, — он всегда находит себе дом, рабов, пищу — кстати сказать, одинаковую для взрослых людей обоего пола.

— При такой системе вы, надо полагать, мало времени живете в кругу семьи. Хватает ли у вас времени заниматься хотя бы образованием своих детей?

Новым взрывом смеха откликнулись спутники господина Синтеза на это соображение, безусловно неожиданное и странное.

Как только веселость улеглась, Тай Ляое заговорил снова:

— Мы смеемся от души, совсем не думая вас обидеть. Просто мы, церебральные, затрудняемся даже предположить факт существования где-либо в мире человека, полагающего, что мы сами воспитываем детей.

— Объяснитесь же, Большой-Пожилой-Господин, — попросил господин Синтез, как бы извиняясь за высказанную нелепость.

— Это очень просто: наши дети растут в коммунах под присмотром женщин мао-чинов. Они кормят их тем, что предназначено для младшего возраста, обеспечивают уход за ними, удовлетворяют все их потребности, и так до тех пор, пока те не начнут лепетать первые слова, делать первые шаги по земле, как простые мао-чины, и пытаться вдруг оторваться от земли, как их родители.

— Это мне кажется довольно рациональным[107]. А затем?

— Они воспитываются коммунами, в специальных учебных заведениях под наблюдением, пока маленькие, — женщин, а как подрастут, — мужчин.

— Я так и думал, Большой-Пожилой-Господин. Но эти наставники детей и юношества уже не мао-чины, не так ли?

— Нет, конечно. Это церебральные.

— Вы недавно говорили о полном равенстве, которое царит среди вас, людей высшей касты… Но вы сказали также, что живете лишь по своей собственной воле, она — закон жизни… Как же увязать такую абсолютную независимость с оседлым образом жизни и даже неким рабским повиновением, необходимым для выполнения, так сказать, педагогических функций?

— Оседлый образ жизни? Пусть так. Но его длительность строго ограничена. К тому же от этой обязанности никто не может уклониться. Наши законы строго обязывают каждого гражданина поочередно и бесплатно посвятить себя воспитанию подрастающего поколения. Что до рабского повиновения, то этим словом никак нельзя определить самую благородную, самую возвышенную функцию, которой только может посвятить себя отец семейства. Уж поверьте, никто не стремится увильнуть от этой обязанности, и все мы равны перед нашим долгом.

— Я восхищен, Тай Ляое, и прошу прощения за допущенную ошибку.

— Мне не за что прощать вас, Сьен-Шунг, вы ведь спросили от души и безо всякой задней мысли. Однако ваше замечание доказало мне, что в ваше время люди относились к воспитанию детей менее ответственно.

— Но тогда необходимо, чтобы вы все без исключения сами имели прекрасное образование?

— А вы в этом сомневаетесь? Знайте же, что мы все по достижении определенного возраста овладеваем всеми знаниями, накопленными человечеством.

— Хотел бы я когда-нибудь поприсутствовать на одном из ваших… сеансов. На лекции, как мы говорили в старину.

— Секундочку. Если желаете, мы ускорим наш полет, дабы мгновенно преодолеть расстояние, отделяющее нас от города.

— Еще одно словечко. Когда вы вот так, со скоростью света, пересекаете пространство, не бывает ли столкновений между путешествующими? Одна эта мысль заставляет меня дрожать за вас.

— Этого не случается никогда. Когда два тела движутся по одной линии навстречу друг другу, между их двумя нервными атмосферами возникает некое отталкивание, и они пролетают, не задев друг друга.