Десять покушений на Ленина. Отравленные пули - [6]

 — писал. В.И.Ленин, — бессильны, заведомо бессильны всякие бомбы". Террор — оружие обреченных.

В годы первой мировой империалистической войны группа эсеров во главе с Н.Д.Авксентьевым заняла оборонческие позиции и составила правое крыло партии. Центристов повел за собой В.М.Чернов, рассчитывавший примирить социал-шовинистов /правых/ и интернационалистов /левых/, которых объединяли вокруг себя М.А.Натансон, М.А.Спиридонова и Е.Д.Камков. Вначале эта группа была весьма немногочисленной и слабой, однако ее вес и авторитет непрерывно росли. В истории революционного движения она стала более известной позднее под именем партии левых социалистов-революционеров интернационалистов.

Февральская буржуазно-демократическая революция 1917 года всколыхнула партию социалистов-революционеров. В нее устремилась обывательско-мещанская масса, которую привлекали социал-патриотизм и оборончество, рассчитанная на все вкусы аморфная эклектическая программа, рыхлая организационная структура, дававшая право любому именоваться социалистом-революционером. По одним данным ПСР насчитывала тогда около 400 тыс. членов, по другим — около 700 тысяч. Партия издавала 58 газет, в том числе более десятка в Поволжье и около десятка в Сибири. Руководители ПСР поднялись к вершинам политической власти, которую затем добровольно передали буржуазии.

Гибельный путь, на который вступила партия эсеров после Октября 1917 года, начался под знаменем Учредительного собрания. Лидеры эсеров были вынуждены лавировать. Выступать открыто против Советской власти или не выступать? Одни говорили: надо подождать, другие — поторопиться, использовать любой удобный момент для удара по Октябрьской революции, но не обмануться. Умыться, не сделавшись мокрыми. Особую нервозную активность проявлял член ЦК ПСР А.Р. Гоц. Ему казалось, что большевики сидели на трехногом стуле и их легко можно опрокинуть. И ЦК ПСР ждал, пока для этого созреют определенные условия.

Но они почему-то не созревали. Почему? Ответ даёт В.И.Ленин:

"Во всем решающем, во всем важном мелкобуржуазная демократия всегда оказывалась в хвосте буржуазии, бессильным придатком ее, послушным орудием…"

Лозунг эсеров "народовластие" жизнь расшифровала как восстановление диктатуры буржуазии без фиговых листков и либеральной болтовни. Там, где Советской власти не удавалось отбить атаку эсеров, немедленно (в Самаре, Архангельске, в Сибири, на Украине, на Кавказе) эсеровщина способствовала буржуазно-помещичьей реставрации.

Лозунг эсеров "демократические свободы" обернулся для трудящихся масс разгулом белого террора. Соглашательство эсеров с буржуазией неизбежно определяло их двурушничество. Они говорили не то, что думали, и делали не то, что говорили. По всем линиям обманывали рядовых членов своей партии.

Однажды вступив на наклонную плоскость соглашательства с буржуазией, партия эсеров покатилась неудержимо вниз и докатилась до дна. Провоцировала всех, кто лез "под руку": "Все средства хороши!" — таков был ее девиз в борьбе с Советской властью. Гонорар "за хорошую работу" эсеры получали у монархистов, получали у союзников: англичан, немцев, французов, американцев и японцев. Получали без стеснения у всех, кто давал. Это вошло в привычку. Не случайно 31 августа 1918 года газета "Правда" писала: "Не на живот, а на смерть повели борьбу враги против рабочей революции. На деньги союзного капитала работают правые эсеры и прочая черная сволочь, чтобы задушить костлявой рукой голода, расстроить фронт и тыл революционной армии…"

Октябрьская революция в России была суровой в той мере, к какой ее вынуждали и враги. Она на удар отвечала ударом. На атаку — атакой. Эсеры требовали от большевиков, чтобы они свои ответные удары взвешивали на аптекарских весах. Сами же стремились любыми средствами задержать ход истории, скомпрометировать Советскую власть, физически уничтожить носителей революционных идей — большевиков и, в первую очередь, Владимира Ильича Ульянова (Ленина).

Разоблачение

15 января 1922 года бывшая эсерка Л.В.Коноплева написала заявление в ЦК РКП/б/ и дала показания ВЧК о подрывной и террористической деятельности ЦК партии социалистов-революционеров. Неопровержимыми документами и свидетельствами подтвердила, что вожди эсеров в союзе с капиталистическими правительствами Запада сознательно развязали в России гражданскую войну, обрекли трудящихся на голод и холод, разруху и нищету. Она утверждала, что члены ЦК ПСР А.Р.Гоц и Е.М.Тимофеев, В.Н.Рихтер и Л.Я.Герштейн, Д.Д.Донской и М.А.Веденянин непосредственно руководили покушениями на В.Володарского, М.С.Урицкого, Л.Д.Троцкого. Г.Е.Зиновьева, В.И.Ленина.

СВИДЕТЕЛЬСТВА ВРЕМЕНИ

Письмо Л.В.Коноплёвой ЦК ПСР

"Довожу до сведения Центрального Комитета ПСР, что одновременно с этим мною делается сообщение Центральному Комитету РКП/б/ о военной, боевой и террористической работе эсеров в конце 1917 года по конец 1918 года в Петербурге и Москве. Бывший член ПСР, член РКП/б/

Лидия Коноплева, 15 января 1922 года".

ИЗ ПИСЬМА Л.В.КОНОПЛЕВОЙ Л.П.СЕРЕБРЯКОВУ

"Дорогой Леонид Петрович!

Мне хочется немного поговорить с Вами, поделиться своими мыслями. Весь 1919 год был годом ломки моего старого идеологического мировоззрения. И результат был этот, что и по взглядам своим и по работе фактически я сделалась коммунисткой, но формальное вхождение в РКП считала невозможным, благодаря своему прошлому. Еще будучи в ПСР, а также в группе "Народ", я считала что долг наш — мой и Семенова — во имя справедливости открыть те страницы в истории ПСР, скрытые от широких масс — Интернационалу. Интернационал должен знать все темные, все скрытые стороны тактики партии в последнюю революцию. Но как это сделать, я не знаю. Вопрос этот, связанный с тяжелым личным моральным состоянием стал перед вхождением моим в РКП. С одной стороны, я чувствовала, сознавала, что не имею морального права войти в партию, перед которой имею столько тяжких грехов, не сказав ей о них, с другой стороны, считала, что не указав фактического положения вещей, связи с прошлой работой в ПСР, персонально ряде лиц, я не могла — слишком все было связано одно с другим. Это же считала неприемлемым со стороны моральной — попросту говоря — предательством старых товарищей по работе. Насколько было приемлемо для меня сообщение о прошлом Интернационалу — объективному судье, настолько неприемлемо Центральному Комитету или иному органу РКП. Политическая партия не судья другой партии, они обе стороны заинтересованные, а не беспристрастные судьи. Таково было мое убеждение. Перед вступлением в РКП и Вам говорила не раз, что мое прошлое мешает войти. Но я решила перешагнуть через прошлое и в партию вошла, имея на мысли дальнейшей работой хоть немного покрыть прошлое, свои ошибки и преступления перед революцией.