Десять покушений на Ленина. Отравленные пули - [18]

По наклонной лестнице

Просторная, с высокими потолками квартира на Васильевском острове блистала чистотой. Хозяйка Лидия Коноплева, презирая мещанский уют, тем не менее любила свое жилье. В комнатах — тихо. А когда-то было шумно и весело. У зеленой лампы собирались гимназисты, юнкера, реалисты, студенты. Проникновенно читали стихи… Лидия улыбнулась, откинула русую прядь. Подошла к овальному трюмо, отступила на шаг, расчесала пышные, цвета спеющей ржи волнистые волосы, начала было заплетать косу, но энергично тряхнула головой волосы рассыпались по плечам.

Она была на редкость хороша, Лидия Коноплева — эсеровская активистка, человек сложной судьбы. Никто никогда не поверил бы, что эта тургеневская женщина была решительна и беспощадна в суждениях, могла, не колеблясь, застрелить политического противника, выполнить любое, даже самое кровавое задание партии.

Эта красавица знала, что такое смерть. Умела обращаться с оружием и взрывчаткой. Знала толк в бомбах, гранатах, различных детонаторах и взрывателях. Возня с оружием доставляла ей истинное наслаждение — нет, она не хранила у себя бомбы, но если ей случалось держать в руке гранату, бомбу или револьвер, она вся буквально светилась. Ведь оружие может мгновенно повернуть ход событий, бесповоротно решить судьбу врагов ее партии…

Когда Петр Ефимов, бывший прапорщик, политкаторжанин, сидевший в Александровском централе вместе с Гоцем, познакомился с Коноплевой, он сразу вызвался научить ее стрелять.

— Итак, милая Лида, как вас разыскать?

— Я могу зайти к вам.

— Мне утром надо поработать в редакции "Дело народа". Не сочтите за труд заглянуть туда после полудня.

— А это удобно?

— Конечно.

Ефимов читал статью, нетерпеливо поглядывал на часы. Когда Коноплева появилась в полутемном подвале редакции, Ефимов просиял, взял Коноплеву под руку и они поехали на извозчике за город. Всю дорогу он рассказывал о Сибири, об охоте на волков и медведя. Коноплева слушала с интересом, в глубоких глазах вспыхивало детское любопытство.

Извозчика они отпустили. Углубились в лес. Выбрали подходящую полянку. Ефимов положил на пенек фуражку, отсчитал тридцать шагов, достал револьвер. Вынув тускло поблескивающие продолговатые патроны, повертел барабан, взвел курок, показал как целиться.

— Спусковой крючок нажимайте плавно, Лидия Васильевна. Дергать нельзя, иначе пуля уйдет мимо цели.

— Это меня не устраивает — я должна попадать.

— Разумеется. Итак, не дергайте. Нажимайте плавно. Старайтесь задерживать дыхание…

— Вы хотите, чтобы я задохнулась? — кокетничала Коноплева. — На всякий случай, Петр Тимофеевич, снимите с пня кепи. Боюсь повредить.

— Сие не так-то просто, Лидия Васильевна.

— И все же возьмите, зачем портить хорошую вещь?

— Ради вас я готов на любые жертвы.

— Напрасно, напрасно, рыцарь.

Сухо треснул выстрел. Фуражка слетела с пня. Коноплева насмешливо улыбнулась:

— Каково, господин прапорщик?

— Высший балл!

Впоследствии Ефимов рассказал об этом Гоцу.

— Подумайте, Абрам Рафаилович, ангел, а бьет в мишень с дьявольской точностью. Пулю в пулю всаживает.

— Ты, Петя, Лидию Васильевну недооцениваешь. Впрочем не ты один. У твоего ангела хороший послужной список. Эта учительница руководила солдатским университетом, работала среди моряков на "Андрее Первозванном". Предельно логична, собрана, непреклонна. Она не промахнется ни в буквальном, ни в переносном смысле. Одна стоит десятка сильных и смелых мужчин. Вот каков твой ангелочек, Петюша…

Гоц впоследствии по секрету передал Коноплевой этот разговор. Тогда ему показалось, что Лидия Васильевна осталась недовольна. Абрам Рафаилович не ошибся. С некоторых пор Коноплева стала щепетильной, точнее — после знакомства и дружбы с Борисом Николаевичем Рабиновичем. Поначалу она относилась к нему, как и к прочим товарищам по организации, но постепенно он стал занимать ее воображение все больше и больше.

Особоуполномоченный ЦК ПСР Е.Н.Рабинович, прямо скажем, начинал свою работу в Петрограде с большой неохотой. В столичном городе, не то что в провинциальной Пензе, откуда он приехал, по вызову своего шурина А.Р.Гоца. На каждом шагу — яма. У каждой стены — лестница. Каждый встречный — загадка. Ошибаться нельзя. Цена ошибки — голова. И потому Борис Николаевич старался быть предельно внимательным и осторожным в знакомствах и встречах, даже с членами ПСР. Исключение составляли два человека, — Гоц и Коноплева. С Абрамом вместе учились, вместе росли. Не один пуд соли съели. Все рассчитано на много ходов вперед. Как в шахматах. С Лидией Васильевной — другой ракурс. Другая раскладка. Над разумом витали личные симпатии. В ее обществе — не закиснешь. Порывиста. До предела обнажена в мыслях народовольческая душа, восторженная и романтическая. Народовластию предана фанатично. В Пензе он таких не встречал. И к нему привязалась. Кажется, искренне. Явно выделяет его среди других. Приглашает запросто на квартиру. Музицирует. Поет. И не плохо. Без фальши. Талант. Ей бы в актрисы податься, а она — в террористы. И в организаторских способностях не откажешь. За что ни возьмется — доводит до конца. Побольше бы ей удачи, как всей партии эсеров. Попутного ветра. Алых парусов. А то ведь с тех пор, как из эмиграции вернулся Ленин — сплошные катаклизмы. Провал за провалом. Катится партия вниз, со ступеньки на ступеньку. ЦК ПСР лихорадит. Один Сунгин чего стоил. Такую промашку дал Веденяпин. Помог Сунгину войти в "кольцо избранных", а тот категорически выступил против применения террора в борьбе с большевиками. Поднял в ЦК ПСР бунт. Пришлось в борьбу включаться Чернову. Не хотел Виктор Михайлович высвечиваться, а пришлось. Нельзя было выпускать из рук ЦК ПСР террор — сильнейшее оружие эсеров. Уступить Сунгину — значило создать прецедент для других. А таких в партии появляется все больше и больше. Некоторые расхрабрились до того, что предлагают сотрудничать с Советами против русской и иностранной реакции.