Десять негритят / And Then There Were None - [18]

Ну конечно, Эмили Брент. Значит, он должен убить Эмили Брент… До чего у нее злобный взгляд! И губы шевелятся. Что она говорит?

«В середине жизни нас окружает смерть»…

Теперь она смеется. Нет, сестра, не закрывайте ее лицо. Я должен видеть. Надо дать ей анестезию. Где эфир? Я же принес его с собой. Куда вы дели эфир, сестра? Что, «Шатонёф-дю-Пап»? Да, сгодится.

Уберите платок, сестра.

Ну, конечно! Так я и знал! Энтони Марстон! Фиолетовое лицо перекошено. Но он не мертв – поглядите, хохочет! Говорю вам, хохочет! Даже операционный стол трясется.

Тише, вы, эй, тише… Сестра, держите его…

Доктор Армстронг вздрогнул и проснулся. Было утро. В комнату лился солнечный свет.

Кто-то склонился над ним и тряс его за плечо. Роджерс. Бледный, как смерть, он повторял:

– Доктор… доктор!

Армстронг, проснувшись окончательно, сел в постели и резко спросил:

– В чем дело?

– Моя жена, доктор… Не могу ее добудиться. Господи! Она не просыпается. И… и вид у нее странный.

Доктор Армстронг быстро и решительно встал, и, накинув халат, поспешил за Роджерсом.

Он склонился над постелью, где мирно лежала на боку женщина. Взял ее холодную руку, приподнял веко. Прошло несколько секунд, прежде чем он выпрямился и повернулся к ней спиной.

Роджерс прошептал:

– Она… она не?..

И облизнул языком сухие губы.

Армстронг кивнул.

– Да, ее больше нет с нами.

И задумчиво поглядел на человека перед собой. Оба подошли сначала к тумбочке у кровати, потом к умывальнику, снова вернулись к кровати.

– Это с… с-сердце, доктор? – спросил Роджерс срывающимся голосом.

После минутной паузы доктор Армстронг ответил:

– Она жаловалась на здоровье?

– Ревматизм немножко беспокоил.

– А к врачам она в последнее время не обращалась?

– К врачам? – удивился Роджерс. – Да она сроду у них не бывала – и я тоже.

– Тогда почему вы думаете, что у нее была болезнь сердца?

– Ничего я не думаю. Просто спрашиваю.

– Она хорошо спала? – спросил доктор.

Глаза Роджерса забегали. Сцепив пальцы, он стал нервно выкручивать себе руки. Наконец буркнул:

– Нет, не очень; плохо она спала.

– Она принимала снотворные препараты? – тут же уточнил Армстронг.

Роджерс посмотрел на него с удивлением:

– Снотворные? Она? Понятия не имею. Вряд ли, я бы знал.

Доктор снова подошел к умывальнику. На нем стояли бутылочки. Лосьон, лавандовая вода, каскара, глицерин для рук, ополаскиватель для рта, зубная паста и мазь Эллимана.

Роджерс помог ему вывернуть ящики туалетного стола. Потом комода. Но никаких следов снотворных капель или таблеток они не обнаружили.

– Ничего она не принимала, сэр, кроме того, что вы ей вчера дали… – произнес дворецкий.

II

Когда в девять утра ударил гонг к завтраку, никто уже не спал; все ждали.

Генерал Макартур и судья мерили шагами террасу, обмениваясь отрывочными замечаниями о политической ситуации.

Вера Клейторн и Филипп Ломбард поднялись на верхнюю точку острова. Там они обнаружили Уильяма Генри Блора, который стоял и смотрел в сторону берега.

– Моторки пока не видно, – сказал он. – Я уже давно жду.

– Девон – настоящее сонное царство, – с улыбкой заметила Вера. – Здесь никто никуда не торопится.

Филипп Ломбард смотрел в другую сторону, на море. Вдруг он спросил:

– Как вам погода?

Бросив взгляд на небо, Блор заметил:

– Да ничего вроде.

Ломбард сложил губы, точно собираясь свистнуть, и произнес:

– К вечеру поднимется ветер.

– Сильный? – уточнил Блор.

Снизу загудел гонг.

– Завтрак? – сказал Филипп. – Что ж, кстати.

Пока они спускались по крутому склону, Блор задумчиво сказал Ломбарду:

– Я все никак в толк не возьму – зачем он покончил с собой, тот парень? Всю ночь о нем думал.

Вера шла впереди. Ломбард замедлил шаг и спросил:

– А у вас есть другая теория?

– Для теории нужны доказательства. Мотив хотя бы. Он вроде был богат…

Из гостиной вышла на террасу Эмили Брент и отрывисто спросила:

– Лодка идет?

– Нет пока, – сказала Вера.

Они пошли завтракать. На буфете стояло огромное блюдо вареных яиц, бекон, чайник и кофейник.

Роджерс придержал дверь, пропуская их внутрь, потом запер ее снаружи.

– Мне кажется, этот человек болен, – сказала Эмили Брент.

Доктор Армстронг, стоя у окна, кашлянул:

– Сегодня утром нам придется закрыть глаза на некоторые недочеты. Роджерсу пришлось одному собирать завтрак. Миссис Роджерс… не смогла.

Так же отрывисто, как раньше о лодке, Эмили Брент спросила:

– Что с ней?

– Давайте завтракать, – весело ответил Армстронг. – Яйца стынут. Потом обсудим.

Намек был понят. Гости наполнили тарелки, налили себе кофе и чай и приступили к трапезе.

Об острове за завтраком не говорили. Эта тема была общим табу. Болтали обо всем понемножку. О новостях из-за границы, о событиях в спорте, о последнем появлении лохнесского чудовища.

Наконец тарелки опустели, и доктор Армстронг, подавшись назад вместе со стулом, важно кашлянул и начал:

– Я решил, что будет лучше сначала дать всем позавтракать, а уж потом сообщить печальную новость. Миссис Роджерс скончалась сегодня во сне.

Последовали возгласы изумления и испуга.

– Какой ужас! – воскликнула Вера. – Две смерти на острове за одни сутки!

Судья Уоргрейв, прищурившись, ясным негромким голосом произнес:

– Гм… очень любопытно… Какова же причина смерти?