Десять лет на острие бритвы - [7]
Очень большое влияние на становление моих взглядов на жизнь, на чувство ответственности за порученную работу, на стремление искать что-то новое, интересное оказал старый большевик, член партии с 1917 года Илья Андреевич Серов — маляр по профессии, председатель Учкома № 7 профсоюза строителей Володарского района, с которым я работал сразу же по приезде с Волховстроя, будучи избран секретарем этого учкома. С Ильей Андреевичем я поддерживал связь долгие годы. Он был одним из рекомендовавших меня в партию.
В наших строительных кругах и, в частности, в рабочем комитете отдела благоустройства Володарского района, где работал председателем культмассовой комиссии, товарищи проявляли очень большой интерес к начавшемуся строительству Магнитогорского металлургического комбината, самого крупного в Европе. Вокруг которого в верхних партийных кругах шли большие дискуссии: категорические возражения со стороны Троцкого, призывавшего «не глотать больших кусков, чтобы не замедлять процесс пищеварения» (ЦПА ИМЛ ф. 17), Рыкова, считавшего строительство Магнитки «вредной выдумкой» (ЦГАОР ф. 7952). Каганович считал нецелесообразным это строительство и доказывал необходимость использовать эти средства на развитие металлургии Украины. XVI съезд партии положил конец этим дискуссиям, взяв решительный курс на развитие Урало-Кузбасса. Таким образом, ленинская идея создания Урало-Кузбасса, в котором одно из ведущих мест занимала Магнитка, восторжествовала окончательно.
Магнитку начала строить вся страна. Комсомол Москвы и Ленинграда направил туда испытанные молодежные бригады, отдельных специалистов и высококвалифицированных рабочих.
Конечно, это не могло остаться без внимания в нашей строительной организации и было решено кому-то использовать свой отпуск для ознакомления с Магниткой, посмотреть, что она из себя представляет и рассказать обо всем виденном в своем коллективе.
В связи с тем, что приближался мой отпуск, было решено осуществить эту затею мне. Жена не возразила против поездки.
Решено. Сделано. Ехать пришлось через Свердловск. В Свердловск поезд пришел рано утром. К 9 часам пошел в представительство Магнитостроя, узнав о его существовании по объявлению на вокзале. Оказалось, поезд на Магнитку отправляется поздно вечером и в составе поезда имеется специальный вагон, принадлежащий строительству. Мне выдали билет в этот вагон и у меня оставалось много времени, которое я решил использовать для осмотра достопримечательностей города. Мне подсказали, что надо побывать в доме Ипатова, где жила и была расстреляна семья Николая Второго. Читая там дневники бывшего императора Всероссийского, царя льского, князя Финляндского, Курляндского и пр. пр., поразился скудоумием этого человека, его куцым мыслям, которые кружились вокруг чисто обывательских дел, вроде таких, как: что сегодня было на обед, колол дрова, разговаривал с охраной; хорошая погода, ходил гулять и т. п. От императорского дневника можно было ожидать гораздо большего. Когда спустился по деревянной, довольно широкой лестнице в полуподвальную большую комнату, стены которой были обшиты деревянными крашенными досками, с деревянным полом, то обратил внимание на довольно большой лист бумаги, закрепленный на дверях, ведущих в эту комнату. Это оказался приговор и акт расстрела семьи Романовых, с подробным описанием хода самого расстрела. В нем строго протокольно описывалось кто, как себя вел, как бывшая царица была в обмороке, Николай просил сохранить жизнь сына, вел себя выдержанно. В акте указывалось, что повар, врач и Фредерике, когда им было предложено покинуть помещение, они отказались это сделать, заявив, что разделят судьбу Романовых. О том, что какую-то из дочерей расстреляли в лежачем положении, свидетельствовали отверстия в полу и в стене, которые остались от вырезанных белогвардейцами пуль и, как реликвию, отправленных в Париж. Другого в то время ничего нельзя было сделать, т. к. выхода из города не было. В значительной своей части крестьянство еще помнило батюшку-царя и он мог стать символом для расширения контрреволюционного движения. Трупы были вывезены в лес и там сожжены. Будучи в Свердловске второй раз в 1932 г., этого акта уже не было.
После станции Карталы наш поезд двигался до невозможности медленно. Я на ходу выпрыгивал из вагона, успевал собирать букет осенних цветов и возвратиться обратно. Такой тихий ход объяснялся еще неустоявшимся, недавно проложенным железнодорожным полотном.
Кругом степь, поросшая ковылем, который вызвал большой падеж лошадей, приобретенных с западных районов страны, т. к. его остяки проникали через полость рта в мозг и поражали его. На местных лошадей он не действовал.
После центральных железнодорожных магистралей эта линия казалась неуютной, захолустной. Едешь, едешь, а селений по пути ни одного, ни одного перелеска, холмы да степь. Сентябрь месяц, а жара, воздух марево — все дрожит. Ведь Магнитка тоже, наверно, затерялась где-то среди этих неуютных просторов. Все это вызывало тоскливое настроение — необъятные пространства, ветер да ковыль. Часа в два дня поезд остановился, кругом степь, а невдалеке видна группа гор. Говорят приехали. Как? А где же станция? А вот и она — товарный 20-тонный вагон и на нем на куске фанеры написано от руки «ст. Магнитогорск».
Автор — полковник Красной армии (1936). 11 марта 1938 был арестован органами НКВД по обвинению в участии в «антисоветском военном заговоре»; содержался в Ашхабадском управлении НКВД, где подвергался пыткам, виновным себя не признал. 5 сентября 1939 освобождён, реабилитирован, но не вернулся на значимую руководящую работу, а в декабре 1939 был назначен начальником санатория «Аэрофлота» в Ялте. В ноябре 1941, после занятия Ялты немецкими войсками, явился в форме полковника ВВС Красной армии в немецкую комендатуру и заявил о стремлении бороться с большевиками.
Выдающийся русский поэт Юрий Поликарпович Кузнецов был большим другом газеты «Литературная Россия». В память о нём редакция «ЛР» выпускает эту книгу.
«Как раз у дверей дома мы встречаем двух сестер, которые входят с видом скорее спокойным, чем грустным. Я вижу двух красавиц, которые меня удивляют, но более всего меня поражает одна из них, которая делает мне реверанс:– Это г-н шевалье Де Сейигальт?– Да, мадемуазель, очень огорчен вашим несчастьем.– Не окажете ли честь снова подняться к нам?– У меня неотложное дело…».
«Я увидел на холме в пятидесяти шагах от меня пастуха, сопровождавшего стадо из десяти-двенадцати овец, и обратился к нему, чтобы узнать интересующие меня сведения. Я спросил у него, как называется эта деревня, и он ответил, что я нахожусь в Валь-де-Пьядене, что меня удивило из-за длины пути, который я проделал. Я спроси, как зовут хозяев пяти-шести домов, видневшихся вблизи, и обнаружил, что все те, кого он мне назвал, мне знакомы, но я не могу к ним зайти, чтобы не навлечь на них своим появлением неприятности.
Изучение истории телевидения показывает, что важнейшие идеи и открытия, составляющие основу современной телевизионной техники, принадлежат представителям нашей великой Родины. Первое место среди них занимает талантливый русский ученый Борис Львович Розинг, положивший своими работами начало развитию электронного телевидения. В основе его лежит идея использования безынерционного электронного луча для развертки изображений, выдвинутая ученым более 50 лет назад, когда сама электроника была еще в зачаточном состоянии.Выдающаяся роль Б.
За многие десятилетия жизни автору довелось пережить немало интересных событий, общаться с большим количеством людей, от рабочих до министров, побывать на промышленных предприятиях и организациях во всех уголках СССР, от Калининграда до Камчатки, от Мурманска до Еревана и Алма-Аты, работать во всех возможных должностях: от лаборанта до профессора и заведующего кафедрами, заместителя директора ЦНИИ по научной работе, главного инженера, научного руководителя Совета экономического и социального развития Московского района г.