Десять кругов ада - [14]

ВОЛЯ. ВОРОН

Я после этого гадостного случая долго не прилетал к Квазимоде, решив покончить с нашей связью и найти себе более приличного хозяина. Но странное чувство: приглядываясь к людям внизу в поисках лучшей для себя доли — а не служить кому-то, хотел я этого или нет, уже не мог, — мысленно сравнивал очередного претендента на мою бескорыстную помощь и поддержку с Квазимодой, и любой уступал в человеческих качествах моему суровому Другу. Так и вернулся к уроду, проклиная на чем свет стоит эту свою дурную привязанность и вообще нелегкую судьбину, что уготована мне на грешной земле.

ЗОНА. ВОРОНЦОВ

Покаркал он, мстительно так, недельку под окнами, затем — смотрю — пришел. Но, подлец, быть аккуратным до конца так и не научился. На людях, конечно, сдерживался, а под кроватью моей нет-нет да и наделает, разрешит себе слабинку. Ну что — лазил я с тряпкой под койку, а его в эти дни не кормил приучал таким образом к порядку. Птица-то понятливая, выправилась. Ну а Васькой-то его назвали в честь кота Васьки, что тихонько жил в Зоне, развлекая зэков, пока не пришиб покладистое и умное животное дубак-прапор. Не думали мы, что рука у него поднимется, а он гундосил все — "не положено, не положено", и вот выбрал момент, загубил живую тварь. Жалели ребята котяру, любили его все. И ворона в его честь назвали.

А птицу, вообще, ворона, знаете, в честь кого назвали? Легенда здесь такая: вор-он, вор-он, ворует. Они ж любят стырить что-нибудь, если кто зазевался. Хитрая птица, смышленая. Вор он. Народ уж как окрестит — хоть стой, хоть падай… всегда точно.

А мой тоже — вор еще тот. Но все по мелочи, то вот десять копеек приволок, как сорока, на блестящее позарился. Чудной.

ЗОНА. ОРЛОВ

Больше всего боялся Квазимода, что Васька однажды бросит его — улетит к своим: что ж ему, весь век свой коротать среди зэков? Когда это случится? гадал он, отдалял это событие, старался не думать о нем. Мысль эта словно придавливала его к кровати намертво, наваливалась такая тяжесть-кручина, что руки немощно, по-бабьи, опадали и глаза сами закрывались. Словно помирал.

Ведь это потеря Надежды на волю… С другой стороны, не ему ли, Квазимоде, знать, что такое воля и как стремится к ней любая животина. Счастье Васьки: птичьим умом не постиг, что тянет срок вместе со своим хозяином, а то бы и духу его враз тут не стало…

А может, и не улетит, сроднились человек-зэк и ворон. И для него, наверное, Батя стал ближе, чем какая-нибудь вздорная ворониха, успокаивал себя Воронцов.

Не доверился он даже Володьке в самом своем сокровенном желании — загадал он на Ваську, крепко загадал. И все больше проникался суеверной навязчивостью загаданного. Теперь он уже и не мог точно сказать, сам ли этот загад придумал или судьба подтолкнула его, и сделал интуитивно, не понимая. Смешалось все от навязчивых мыслей.

А загад был таков: улетит Васька на свободу — освободится и он, Квазимода. А нет — не доведется Воронцову вдохнуть вольного воздуха.

Ответ на вопрос "улетит — не улетит" пугал Батю. Нет, не смерти он боялся — ее-то он повидал, свыкся. Воли желал Батя, воли — манящей своей недостижимой близостью, далекой и жгуче желанной. Одного и хотел: последний раз пробежать, как пацан, по заветной балке у реки своей, а потом — плыть, плыть и плыть… А уж после того и смертушку с радостью примет его зарешеченная годами душа…

ЗОНА. МЕДВЕДЕВ

После работы я собрал в кабинете начальника колонии весь актив шестого отряда — бригадиров, завхоза, председателя, членов совета коллектива, руководителей и членов секции правопорядка. Вот, значит, сколько людей будут помогать мне — думал, оглядывая недоверчиво косившихся зэков. Они небось размышляли: как будет мести метла нового начальника? Хотя какой же Мамочка новый? Со старыми дырами этот новый. Сидят многие подолгу, а меня и не было-то два года — для Зоны это не срок, она ломает обычное, вольное ощущение времени.

И все же каким я вернулся — злым, равнодушным, старым? Да и зачем вернулся? Средь людей побыть или с новыми закидонами?

Так-так… актов здесь навалом, в основном за нарушение режима. И получается, что из пятнадцати отрядов Зоны мой, шестой, — самый хреновый. Спасибочки… Может, еще не позд-но — домой свалить? Бедокура больше, работы меньше. Каждому хочется не вкалывать, а балдеть. Это мы проходили… Ну что ж, надо вычислять тех прилипал, что втесались в актив, чтобы льготы получить, а самим сачкануть. Потому и катится все ни шатко ни валко, абы как. А льготы, я вижу, стали немалые — поощрительное питание, свиданки, бандероли да посылки, благодарности, и главное — беспрепятственное прохождение судов, когда за тебя ходатайствует администрация об отправке на "химию". А "химия" — это уже почти воля.

За один день эту кучу дерьма, всех этих актов не разгрести. Тут главное не дать активу утомиться, они ведь с работы, надо дать отдохнуть людям. Ну что, поехали. Акт номер один.

— Сычов сидит в ШИЗО?

— Двенадцать суток, — уточнил председатель совета коллектива Сорокин, спокойный работяга, севший за беспечность — кого-то там где-то задавило, кто виноват — бригадир Сорокин, не инженер же по технике безопасности: тот отмазался, понятно…