Десять казней египетских - [11]

–Это что реально так было? – Удивилась другая горничная, разрезая спелые гранаты, брызгающие кровавым соком на стол.

–Кто ж его знает, но только есть люди, которые верят, что копты обладают особым знанием и могут вернуть эти казни, если их продолжат притеснять мусульмане. – С таинственностью в голосе ответила кухарка.

Горничные переглянулись и скривились в усмешке.

–Да уж конечно! – В голос недоверчиво произнесли они.

–Может это и ложь, только когда будешь постарше, начинаешь понимать, что случиться может и это. – Заметила пожилая женщина, помахав ножом перед носом.

Все трое в раз замолчали и больше не проронили ни слова.

***

Зимнее египетское солнце было благосклонным, но все же ослепительно ярким и припекающим, хотя к вечеру, слабый освежающий ветерок превращался в промозглую погоду. Кет, накинувшая на плечи тонкий трикотажным джемпер нежного морского оттенка, наблюдала за тем как темно-синие речные волны, заглатывали изрезанный песчаный берег. Она, сославшись на желание побыть одной, отказалась пойти гулять с напарниками и теперь наслаждалась видом стихии древней реки. Ветер, подувший с Нила, налетел на нее, принеся с собой воспоминания.

Несколько месяцев назад, когда Питер еще не был знаком с Терезой, Кет пригласила его на ужин к своей матери. На удивление, Марлини быстро согласился, но вот сама Кетрин быстро пожалела о своем опрометчивом поступке.

Она доверяла Питеру безоговорочно и, если бы ей пришлось прыгнуть в неизвестную пропасть к нему, только потому, что он просит об этом, то Кет сделала бы это, не задумываясь. Только доверие это было профессиональным и не касалось личных пристрастий. Несмотря на то, что Кет попыталась забыть события в Академии, выкинуть некоторые воспоминания было невозможно. Просто доверяя кому-то лично, ей всегда становилось больно от последствий, а профессионализм такой боли не приносил. Она знала, что Питер, как и любой другой близкий ей человек, страдает от этого. Она знала, что Питеру нужны были веские доказательства. И если бы только она могла просто отпереть дверь, перекинуть мост через ров и пропустить его, все было бы сейчас иначе.

Кетрин знала, что ее семья знает о Питере намного больше, чем может показаться, но им и в голову не приходило что двое симпатичных молодых людей, проводя вместе кучу времени, могут быть просто друзьями. Они, наверняка, верили до сих пор, что между ними могут возобновиться отношения. Мать была слишком консервативна, чтобы верить в наличие платонических отношений между мужчиной и женщиной, которые некогда были любовниками. Брат, пытался казаться безучастным, он сам не любил когда ему лезут в душу и уж точно не хотел вмешиваться в личные дела сестры. Они знали о репутации Марлини, да о ней собственно знали абсолютно все. Но не благодаря Кет, которая, как раз предпочитала не выносить на всеобщее обозрение их отношения с напарником, а благодаря Майклу. Тот пожаловался всем: своей матери, Элизабет, Уолтеру, наверняка и Теренсу. Хотя семья Робинсон мало внимала его словам, не будучи от самого Гордона в восторге и им, честно говоря, было искренне начихать, что тот думает о Марлини. Скорее наоборот, чем хуже Майкл говорил о Питере, тем лучше о нем думали Уолтер и Элизабет.

Но теперь все изменилось и теперь любые слухи об их с Питером отношениях не просто затрагивали их собственное самолюбие, но и могли навредить Питеру и Терезе. Кет, испытавшая на себе, что значит общественное мнение, не желала, чтобы оно же разрушило жизнь и Питеру, поэтому-то и отстранилась от него. Она стала как можно меньше уделять ему время, перестала ходить с ним на ланч, только если вместе с Терезой, и не приглашала в гости. Она не могла себе позволить стать виновницей разрушений личной жизни своего напарника, зная, как это может быть больно. Если уж она не позволила ему быть рядом, пусть он хотя бы будет счастлив.

Оливер все время пока они с Питером прогуливались по набережной тихо наблюдал за другом, не позволяя себе начать разговор. Но Питер, в итоге, заговорил первым.

–Разве ждать не есть самое тяжелое и самое притягательное? Человек часто живет только ожиданием, несмотря на мучения от этого ожидания. Сначала мы ждем, когда повзрослеем, потом ждем когда девчонка, которая нравилась нам в школе согласиться пойти с нами на школьный бал. Потом ждем когда закончим школу и пойдем в колледж или университет. Потом ждем когда сдадим сессию и напьемся в честь ее сдачи с друзьями по общежитию. Потом ждем, когда список девчонок, затащенных в постель будет длиннее, чем у друга. Потом мы ждем, когда устроимся на работу, когда будем по-настоящему самостоятельны, потом ждем когда женщина, которую, мы, возможно, любим, согласится стать нашей женой. Потом ждем, когда родятся наши дети, когда они пойдут, заговорят.

Питер говорил кротким глуховатым голосом, почти неслышимым за криками чаек. Они остановились у высокого фонаря, блекло освещавшего узкую полоску побережья, и он продолжил:

–Будем ждать встречи выпускников, на которой та сама, которую ты любил один раз и до сих пор посмотрит на тебя так, как ты всегда мечтал. Потом еще несколько ночей будем слышать, как рыдает наша жена, а потом снова ждать. Ждать, когда вернемся из командировки, ждать годовщины свадьбы, ждать юбилея тещи, ждать помолвки старшего сына и свадьбы дочери, ждать первых внуков и их первых шагов. И все вновь вернется к началу. Вновь пеленки, плач, колыбель, ссадины, велосипеды, школы, колледжи, первая любовь, слезы и радости. Все возвращается на круги своя, а мы все продолжаем ждать. – Мужчина медленно повернулся к Ноллу. – Мы так и живем в ожидании вместо того чтобы жить сегодняшним днем, жить тем, что есть сейчас, а не тем чего ждем. Но ждать проще, потому что есть вера в то, что ожидаемое еще произойдет. – Его глаза теперь были устремлены прямо на него и, казалось, что он ждет какого-то ответа, но Уинстер, упрямо уставившийся ему в лицо не сразу смог заговорить.