Десять дней в ноябре - [19]

нием и видя, что все ждут только ее, Джули извиня-

лась перед режиссером и другими сотрудниками. Вот

и сегодня мисс Уотсон не успела: пока прихорашива-

лась, время истекло. Быстро накинув плащ, она вышла

из дома.

Когда Джули вошла в зал, сотрудники театра уже

подготовили декорации для третьего акта, который,

по мнению режиссера, как и четвертый, должен был

проходить после антракта. Мистер Гоулд давал по-

следние указания Чаку, а также Крису Стивенсу, ак-

теру преклонных лет, который должен был сыграть

пожилого и вредного соседа Рахель, по имени Ишра.

Они с режиссером были знакомы давно и были прак-

тически ровесниками.

Мистер Гоулд, обращаясь к Чаку, продолжал:

– Итак, после двенадцати лет упорной учебы,

где тебе удалось показать себя с лучшей стороны, ты

решил посетить Иерусалим – город, где над тобой

когда-то насмехались, – чтобы после долгой разлуки

повидаться с семьей. Однако невольно становишься

свидетелем этого разговора.

– Мистер Гоулд, а меня будет хорошо видно всем

зрителям, если я встану вот здесь, за хижиной? – По-

интересовался Чак, так как большую часть репетиций

они проводили на малой сцене.

Мистер Гоулд прошел из центра в левую часть

зала, посмотрел на Чака, который должен был

незаметно для других персонажей стоять около дома

Рахель, и сказал:

– Лучше сделай еще шаг, эта сцена шире чем ма-

лая, чтобы и с крайних рядов увидели твою реакцию…

– Хорошо, – проговорил Чак и шагнул в указан-

ном направлении.

Мистер Гоулд вернулся на свое место в центре

зала, присел чтобы передохнуть, и обратился к Чаку:

– Чак, как только твой персонаж прибыл в Иеру-

салим и свернул на свою улицу, подойдя к дому, он ус-

лышал голос Ишры… И тут начинается действие. Да,

и сделай отметку на сцене. Зрители должны видеть

тебя, твое выражение лица, так как это – один из са-

мых эмоциональных эпизодов постановки.

– Я постараюсь это передать, мистер Гоулд.

– Хорошо. А ты, Крис, играя роль Ишры, должен

показать, что этот человек уже стар, но, к сожалению,

мудрость к нему с годами не пришла. Он постоянно

злорадствует и говорит Рахель, взвалившей на себя за-

боту о доме, что ей еще не поздно вернуться к отцу

и начать новую жизнь.

– Мы вас поняли, – проговорили актеры и, ра-

зойдясь по местам, принялись настраиваться на роль.

Увидев, что мистер Гоулд закончил наставлять

актеров, Джули поздоровалась с ним и отправилась

в гримерку. Прежде чем начать, режиссер сказал,

что сейчас нужно будет пройтись по третьему акту,

а вечером они проведут полную репетицию.

Когда все приготовились, мистер Гоулд дал по-

следние указания Джули, которая должна изображать

уставшую от тяжелой работы женщину. И сейчас она

в саду, что-то сажает, копает маленькой лопатой…

Репетиция началась.

…Рахель трудится в саду. Она уже двенадцать лет

не виделась с мужем. Сосед Ишра, который регуляр-

но досаждает ей обидными высказываниями в адрес

Акивы, наблюдает за работой со своего двора. В это

время к дому подходит Акива. В сумке лежат сладо-

сти, купленные для детей. Приблизившись, он слышит

громкий голос соседа и останавливается.

– Прав был твой отец, что выгнал тебя из дома

и лишил наследства! Он знал, что так и будет!

– Что «так и будет»? Что ты имеешь в виду? —

спрашивает Рахель, продолжая работать.

– Что ты будешь работать, стараться, трудиться

для него, а этот пастух бросит тебя…

– Стоп, стоп, – проговорил мистер Гоулд. – Чак,

тебе нужно показать удивление и грусть на лице. Ты

только представь: Акива целых двенадцать лет не ви-

делся с женой и детьми! И, наконец, предварительно

зайдя на рынок и прикупив сладостей детям, он отпра-

вился в путь. Пусть пока еще не раввин, но уже за-

служил уважение раввинов и других учеников ешивы.

Всю дорогу он думал о том, как обнимет любимую

жену и выросших детей, поделится с ними успехами,

а через пару дней вернется в ешиву, чтобы продолжить

занятия… А тут – такой разговор!

– Хорошо, мистер Гоулд, я постараюсь вырази-

тельнее это продемонстрировать, – сказал актер.

– Если все готовы, давайте начнем сначала. Итак,

Рахель работает в огороде, Ишра стоит на своем участ-

ке и наблюдает за ней, и как только Акива выходит, все

начинается.

Когда все заняли свои места и Чак вышел из-за

кулис, Ишра произнес:

– Прав был твой отец, что выгнал тебя из дома

и лишил наследства! Он знал, что так и будет!

– Что «так и будет»? Что ты имеешь в виду? —

спросила Рахель, продолжая работать.

– Что ты будешь работать, стараться, трудиться

для него, а этот пастух бросит тебя…

– Перестань так говорить о моем муже! Он не па-

стух, он учится в ешиве, – ответила Рахель.

– Несчастная ты женщина! – произнес Ишра. —

И к тому же наивная. Ты все еще веришь, что муж твой

где-то там учится?

– Да, я уверена в этом, – твердо сказала Рахель.

–За двенадцать лет он даже одного письма

не написал! Убежден, он тебя забыл и, наверное, сей-

час развлекается с другой на те деньги, которые ты

посылаешь.

По щекам Рахель потекли слезы.

– Ишра, я готова выслушать всякое, но, прошу,

не говори, что Акива забыл нас. Это ранит меня до глу-

бины души… И прошу тебя, не говори так о нем. Ты его

совсем не знаешь, Акива – самый лучший из мужчин.

– Рахель, пора бы тебе разумно взглянуть на про-