Десну перешли батальоны - [42]

— На стол! — скомандовал офицер. Ординарец в одно мгновение расставил бутылки и застыл.

— Можно идти!

Ординарец повернулся, стукнул левой ногой о пол так, что даже посуда на столе зазвенела, и вышел из комнаты.

— О-о, немецкий солдат! — воскликнул Шульц, наливая вино из своих бутылок. — Ваше вино — плохое вино! За здоровье кайзера!

Бровченко, пошатываясь, вышел из-за стола.

— Разболелась голова, выйду на свежий воздух…

И ушел. Он слышал, как презрительно сказал Шульц:

— Если у офицера от вина болит голова — он плохой офицер.

Бровченко сел на скамью под забором. Вниз, с горы, сбегал сад, пахли почки, вот-вот зацветут яблони. Высоко поднялась луна. Гнилица залила луг. На тихой воде лежит длинная золотая дорожка.

Вдали чернеет в воде дубовая роща. Кудрявые вербы стоят над водой… Петр Варфоломеевич прислушивался.

Опьяневший Шульц выкрикивал:

— На вашу землю нужен наш, немецкий, капитал…

Бровченко подумал: «Рыхлов, слушая его, верно, кивает. Раб!.. Готов ноги целовать Шульцу». Бровченко поднялся и шагнул к дому, чтобы увести своих, но услышал, как Ксана заиграла на пианино, махнул рукой и медленно направился к калитке. В воротах он встретил двух мужчин. Было темно, но он узнал Писарчука и Вариводу. Они посторонились и пропустили Петра Варфоломеевича на улицу. «Чего они пришли?» — задал себе вопрос Бровченко. В памяти всплыло бурное собрание, когда фронтовики одержали победу над комитетом Писарчука. Воспоминание об этом собрании заставило Петра Варфоломеевича насторожиться. Он постоял с минуту и вернулся к дому тестя. Писарчук и Варивода поднялись на крыльцо. Ординарец Шульц остановил их. Бровченко присел на скамью под ореховым деревом.

— Нам пана офицера нужно, — долетел приглушенный шепот Писарчука. Ординарец вошел в дом. Через минуту на крыльцо вышли Шульц и Владимир Викторович. Писарчук и Варивода низенько поклонились.

— Мы к пану офицеру! Скажите ему, что мы… — Писарчук осмотрелся и стал что-то шептать Владимиру Викторовичу, а тот быстро заговорил, обращаясь к Шульцу по-немецки:

— Господин Шульц, крестьяне принесли список местных большевиков, которые выступали против вашей армии и теперь прячут у себя оружие.

— О-о! — воскликнул Шульц. — Дайте, дайте этот список!

Владимир Викторович повторил по-украински слова Шульца.

Писарчук достал из-за пазухи лист бумаги. В руках Рыхлова вспыхнула спичка. Писарчук и Варивода боязливо оглянулись. Рыхлов, просматривая список, сказал по-немецки:

— Я их всех знаю. Это — руководители местных большевиков.

— Благодарю вас! — и Шульц пожал руки Писарчуку и Вариводе.

Кулаки поклонились и сошли с крыльца. Вскоре Писарчук вернулся.

— Пан Рыхлов, мы пришли еще вечером, а теперь ночь, мы просим у пана немецкого офицера ихнего солдата, чтоб нас патруль не задержал.

Рыхлов перевел просьбу Писарчука. Шульц отрядил своего ординарца. Писарчук, Варивода и ординарец торопливо ушли.

Этот случай поразил Петра Варфоломеевича в самое сердце. Оцепенев, он долго не мог подняться. «Какая подлость, какая подлость! Немцам продают своих же односельчан! Что будет завтра? Что будет завтра?..»

Подвыпивший Шульц пел какой-то старомодный романс. Кто-то аккомпанировал ему на пианино.

Петр Варфоломеевич вскочил со скамьи. «Предупредить их! Сейчас, завтра будет поздно!» 0«вышел из-под дерева и заспешил к воротам.

Напротив школы по залитой лунным светом улице проходил немецкий патруль. Бровченко приблизился.

— Кто идет? — и щелкнули затворами.

— Домой иду! — ответил Петр Варфоломеевич по-немецки.

— Пароль?

— Я местный, не военный.

— Цурюк! — блеснуло широкое лезвие штыка.

Петр Варфоломеевич втянул голову в плечи и, удрученный, подавленный, медленно поплелся к своему домику.

* * *

Шульц продолжал петь и смотреть Ксане в глаза. Смотрел упорно, настойчиво. Ксана не отрывала рук от клавишей и все время краснела: на нее никогда еще так не смотрели мужчины… Ей было и приятно, и боязно. Когда Шульц переводил взгляд на ее оголенные плечи, Кеану охватывала дрожь, пальцы нервно нажимали на клавиши, она путала аккорды. Шульц, надушенный и опьяневший, наклонялся все ближе:

— А в саду весна…

Ксане захотелось подышать свежим воздухом.

Шульц подал ей руку. Она повисла на его локте. «Разве я пьяна?» — подумала Ксана. Офицер закурил сигару, затем любезно подал Ксане коробку шоколадных конфет, завернутых в серебряные бумажки. Она ела их с удовольствием и думала о галантности немецкого офицера. Шульц говорил о фронте, о походах, о весне и скуке. У Ксаны шумело в голове от дыма его сигары и выпитого за ужином вина. Ей представлялись странные вещи: месяц таинственно подмигивает ей, а она уже не идет, а офицер взял ее на руки… Нет, это господин офицер только обнял ее за талию. Что же тут такого? Он предупредительный, боится, чтобы она не упала… Ей показалось, будто рука офицера дрожит. Куда-то исчезла луна… Ксана догадалась — они вошли в липовую аллею «Аллея вздохов»… Как трудно стоять на ногах. Она склонилась на плечо офицера. Может быть, это нескромно?.. Они вошли в беседку. Тут было совсем темно. Ксана хотела присесть, но Шульц обнял ее обеими руками. От его горячего поцелуя у Ксаны еще сильнее зашумело в голове… У Шульца какие-то странные слова: