Десница великого мастера - [11]

— Ты изъявил желание, твое святейшество, — обратился к нему царь, — посетить после Христова воскресенья владения Мамамзе. Эту икону (он взглядом указал на литую икону) поднесешь от меня Мамамзе, а животворящий крест — Чиаберу.

Мелхиседек заметил, что крест вынут из ларца.

— Прикажи обоим от моего имени приложиться, к моим дарам. Пусть они порвут все связи с Колонкелидзе. Мы позаботимся о нем сами (сказав это, он переглянулся со спасаларом). Прикажи им вернуться к Христовой вере. Пусть Мамамзе выдаст свою дочь Кату замуж за азнаура Таричисдзе из Тао, а не за Тохаисдзе — этого хитрого начальника своей крепости. Если же Чиабер посмеет жениться на дочери Колонкелидзе Шорене (при этом царь стукнул кулаком по столу), я через месяц осажу крепость Корсатевела, и тогда не сносить головы ни Чиаберу, ни Мамамзе.

Царь Георгий произнес все это твердо и взглядом дал понять католикосу, что если распоряжение не будет исполнено в точности, то отступников не спасут его молитвы и благословения.

Вспомнил католикос нашептывания царского духовника: «Собираются послать войско против крепости Корсатевела…» Но, выслушав царя, обрадовался. «Значит, внял моим словам Георгий», — подумал Мелхиседек.

Болезнь одолевала его, но он решил поехать в эрис-тавство, чтобы предотвратить кровопролитие,

Мелхиседек поднял голову. По его довольному лицу Георгий понял, что католикос с ним согласен. С нахмуренным лицом сидел Звиад-спасалар. Фарсман Перс все еще продолжал стоять. Его сморщенное безбородое лицо ничего не выражало.

VII

На другой же день Мелхиседек отбыл с большой свитой в замок Корсатевела. Его сопровождали четыре епископа -Руисский, Мацкверский, Анчский, и Мтбевский. Множество священников и монахов ехало с ним; в числе

их было двенадцать опытных лазутчиков в монашеских рясах, которых снарядил спасалар.

Они должны были подробно разузнать все тайны эри-ставства и еще до возвращения католикоса доложить обо всем царю.

Впереди этой процессии шествовал крестоносец: он нес литую икону и животворящий крест. Верст за шесть от Корсатевелы «наместника Христа» встретил эристав Мамамзе со свитой. Еще издали завидя католикоса, Мамамзе соскочил с коня и в сопровождении начальника крепости Корсатевела Тохаисдзе прошел пешком расстояние полета стрелы. Приблизившись к католикосу, он снял шлем и приложился к руке почетного гостя.

Католикос ехал на муле с золотыми бубенчиками. Дорога перед ним была устлана вербными ветками. Из деревень сбегались рабы с непокрытыми головами, женщины, дети и нищие. Они шествовали за свитой с пением «осанны», бия себя в грудь.

Мамамзе дал знак Шавлегу Тохаисдзе; оба они опять вскочили на коней и последовали за процессией.

Ехал закованный в латы Мамамзе и, поглядывая сверху, меж навостренных ушей своего громадного коня, на маленького старца, сгорбившегося на своем муле, и на толпу монахов, беспокойно ерзал в седле.

Вдруг он нахмурился и, склонившись к Тохаисдзе, спросил его:

— Не знаешь ли Шавлег, почему опаздывает Чиабер?

— Не мoгy понять — почему, эристав, эриставов! Чиабер и его свита были готовы к отъезду.

— Быть беде, если Чиабер заупрямится и не выедет навстречу католикосу, — шепнул Мамамзе и стегнул коня плетью.

Впереди на повороте поднялось облако пыли. Черной волосатой рукой затенил глаза Шавлег Тохаисдзе.

Его острый взгляд сразу разглядел в облаках пыли далекое сверкание шлемов, кольчуг и лат.

— Едут, едут! — воскликнул он.

Мамамзе тоже вгляделся пристально, но его усталые серые глаза ничего не могли рассмотреть — после раны, полученной в единоборстве с медведем, он еще продолжал прихварывать.

— Чиабер едет, эристав эриставов! — воскликнул Тохаисдзе и, пришпорив коня, поскакал навстречу своему молочному брату.

— Скажи ему, чтобы обязательно приложился к руке! — крикнул Мамамзе вдогонку.

Всадники в кольчугах и шлемах ехали рысью навстречу процессии. Когда они поравнялись со свитой католикоса, от них отделился юноша в золотом шлеме; он соскочил с коня и передал его оруженосцу. Потом снял шлем, и кудри цвета спелых колосьев покрыли высокий лоб. Большие голубые глаза его удивленно глядели на худое, болезненное лицо католикоса, на маленькие, блестящие, как пуговички, глазки. Он протянул гостю свою правую богатырскую руку и, с брезгливой дрожью склонив голову перед ним, холодно приложился к его иссохшим длинным пальцам.

В эту минуту Чиабер, даже стоя перед восседавшим на муле католикосом Мелхиседеком, был выше его.

VIII

Крутая тропинка вилась все выше и выше. Мелхиседек еле держался на муле. Один подъем следовал за другим. Взбирались на вершину, сворачивали влево и снова ехали в гору.

Наконец показался замок Корсатевела, и сторожевые башни возникли на той вершине, где дотоле видны были лишь облака.

От разреженного, высокогорного воздуха у Мелхисе-дека началось сильное сердцебиение. Под конец он перестал видеть облака и даже замок…

По одну его сторону ехал на муле Стефаноз, с другой— его поддерживал Мамамзе. Как неживой, покачивался Мелхиседек на муле, готовый упасть каждую минуту.

Подъехали к первой башне Корсатевелы, и Мелхиседека, потерявшего сознание, сняли с седла монахи. Бордохан, супруга Мамамзе, вышла со своими прислужницами и свитой к первой башне приветствовать католикоса и, как только его сняли с мула, вместе с другими женщинами бросилась к нему. Они прикладывались к рукам и стопам пастыря, целовали край его одежды. Католикоса внесли в палату, убранную коврами, паласами и богато расшитыми кожаными подушками, и положили на тахту.