Дешевка - [37]

смягчает картинку, что очень полезно, когда делаешь крупный план любого человека старше двадцати пяти лет. X-Pro II превратил все в живое и теплое, a Sutro подчеркнул серые и коричневые оттенки на мордочке ее кошки Коко, наделив животное зловещей чеширской улыбкой.

— Вот это сохрани, — сказала Тилли, заглядывая через плечо Имоджин. — Весь Интернет любит котиков.

Фильтр Valencia заставлял снимки выглядеть так, будто они сделаны полароидом в восьмидесятые. Имоджин использовала его, чтобы обработать фотографии кривляющихся детей — тех, где Джонни пытается встать на голову, а Аннабель высунула язык из уголка рта. Тилли показала, как переключаться с фото на видео, снимать короткие ролики и добавлять их в «Твиттер». Имоджин и не подозревала, что ее телефон может не только рассылать эсэмэски и получать электронные письма, но и совершать кучу самых разных вещей.

Наконец-то она почувствовала радость от соцсети. «Инстаграм» запечатлевал более яркую, более продуктивную версию жизни. Имоджин нравилось думать о себе как о профессиональном ретушере. Фильтры «Инстаграма» были как интернетовский ботокс. Благодаря им все становилось прекрасным. Она сделала снимок своих туфель с подписью «Я люблю вас, туфельки!».

Имоджин заключила Тилли в объятия. У обеих от вина кружилась голова.

— Матильда Престон,[64] могу ли я просить вас отныне учить меня всему, что связано с Интернетом? — спросила Имоджин. Тилли сделала книксен:

— Вне всякого сомнения, миледи! — и все четверо, две женщины и двое детей, покатились от смеха.

— Пришло время селфи! — воскликнула Аннабель.

— Что? — переспросила Имоджин. — Нет. Не думаю, что мне следует делать селфи и выкладывать их в сеть. Это… это не мое, — она не могла избавиться от образа Евы, надувающей губки, чтобы снять себя крупным планом.

Аннабель скорчила гримаску:

— Давай, мам! Все делают селфи.

— Они так надоели…

Аннабель умоляюще скрестила руки на груди. Имоджин сдалась:

— Хорошо. Одно селфи. Давай ты тоже со мной, чтобы я не чувствовала себя дурочкой.

Дочка позировала, выставив вперед одно плечо и показывая зубки. Джонни сбегал в гостиную и притащил сопротивляющуюся кошку. Имоджин вытянула руку со смартфоном:

— О’кей… скажите «чеддер».

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

Выпрыгивая из постели в первое утро Недели моды, Имоджин чувствовала прилив энергии. Расписание показов уже утрясли, начало в девять утра. Сидя в такси, которое везло ее в Линкольн-центр, она просмотрела страницы ярко-красного «Модного календаря» и обвела кружочком пятьдесят семь из трехсот с лишним мероприятий, которые она намеревалась посетить в следующие восемь дней.

В воздухе уже ощущалась осень. Имоджин плотнее запахнула куртку, вдыхая хрустящий воздух с запахом палых листьев и дизтоплива, приправленный вдобавок чем-то таинственным и сладким, вроде кленового сиропа. Выйдя из такси и направляясь к фонтану перед комплексом, она огляделась. Везде кружили фотографы, высматривая знаменитостей или вычурно одетых людей. За их спинами ошивались позеры, адепты уличной моды, умолявшие, чтобы их тоже сфотографировали. Если и существовала в мире полярная противоположность конференции «ТЕХНОРУШЬ!», то она находилась именно здесь. Вместо расплывшихся мужчин с начесом и в кофтах тут преобладали статные женщины на шпильках и в темных очках.

Тот, кто был своим на Неделе моды, шел вверх по лестнице прямиком к начальнику охраны Максу Яблонскому и его людям, чтобы сразу предстать перед их очами. Цитадель охранялась бригадой из рожденных в Квинсе и Бруклине крутых парней, словно сошедших со страниц книги Ника Пиледжи.[65] Яблонский знал, как вычислить безбилетников, которые, не поднимая глаз, в поисках чего-нибудь напоминающего приглашение, но на поверку оказывающегося квитанцией из маникюрного салона, утыкались в айфоны или долго копались в сумках.

По бокам от Яблонского стояли братья Том и Майк Карни, бывший судебный пристав и бывший офицер транспортной полиции, Розенкранц и Гильденстерн у врат Недели моды. Они, по десять часов выстаивая «на пункте пропуска», безжалостно подшучивали над всеми гостями.

Макс заключил Имоджин в медвежьи объятия и так сильно прижал к себе, что на нее обрушился запах его сигар, пота и одеколона «Олд спайс».

— Ну, как поживает моя любимая модная девочка? — спросил он. Имоджин с удивлением поняла, что ей ужасно приятно услышать, как ее называют «девочкой». И не важно, что эти слова произносит мужчина, который годится ей в отцы.

— Все отлично, Макс. Как ваши детишки? — Яблонский, исключенный из школы в старших классах, определил своих четверых детей в университеты Джорджтаун и Нотр-Дам, после окончания которых они работали в ведущих охранных организациях, обеспечивающих порядок на всех мероприятиях Нью-Йорка, связанных с миром моды. Имоджин обожала Макса, но поняла, что, упомянув детей, совершает ошибку, из-за которой может застрять теперь здесь минут на пятнадцать.

— Покажете мне их фотографии на обратном пути, хорошо, дорогой? — она сжала руку Макса. — Хочу убедиться, что успею занять место.

— Имоджин Тейт! Вы же знаете, что вас всегда ждет место в первом ряду.