Десант из прошлого - [10]

– Господин Огден, задавая свой вопрос, я не представился. «Берлинер альгемайне». У меня еще несколько вопросов. Первый: постоянна ли постоянная Огдена?

– Браво, господин берлинец. Она столь же постоянна, как и все мировые константы. На наш век хватит. Через два-три миллиона лет в ней изменится, скажем, десятый знак после запятой. Через миллиард лет, я полагаю, изменения коснутся уже сотых и десятых, через сто миллиардов… Полагаю, к этому времени наша Вселенная уже прекратит свое существование. Не волнуйтесь, господа, до этого момента человечество не доживет…

– Стало быть, масса, отправляемая вами в прошлое, постоянна. А энергетический импульс, который требуется для посылки этой массы в прошлое?

– Чем больше импульс, тем глубже в прошлое отправляется материальный объект. Еще раз прибегну к аналогии. Предположим, мы стреляем из револьвера в пакет, сложенный из досок. В зависимости от силы порохового заряда пуля застрянет в третьей доске, или в пятой, или в седьмой… Однако зависимость эта не имеет линейного характера: предупреждаю ваш возможный вопрос. Эта зависимость почти линейна на протяжении нескольких сотен тысяч лет, начиная с восемнадцатого века и глубже. Попасть в век девятнадцатый, как ни странно, будет стоить дороже, в двадцатый, до его середины, значительно дороже, а конец двадцатого века для нас становится практически недоступным, так как требует для проведения эксперимента такого количества энергии, которое превышает ее годовое всемирное производство… Зато лет через двести именно конец двадцатого века станет наиболее доступным.

– Так вы планируете продолжение экспериментов по отправлению в прошлое темпонавтов, как удачно назвал их мой коллега из «Глоб энд мейл»?

– Возможно. Впрочем, лично я не вижу теперь в них большой нужды. Главным результатом проведенных экспериментов явилась практическая проверка разработанного устройства, ну и, конечно, эксперимент венчает теорию. Мы можем теперь сказать, что институтом в общих чертах построено здание новой отрасли науки – темпоральной архитектуры.

– «Всемирный собор», Париж. Господин профессор Огден! Отдаете ли вы себе отчет в том, что вашими устами было произнесено на этой пресс-конференции? Не обуяла ли вас гордыня? Сознаете ли вы, что посягнули на функции Господа Бога нашего? Не святотатство ли утверждать, что воле человеческой стало подвластно создание новых миров?

(Общий шум в зале).

* * *

Второй день первого расследования я начал в библиотеке, где поднял материалы двадцатилетней давности.

К счастью, бурный период возникновения темпонавтики нашел отражение не только в бесчисленной россыпи книг, журнальных и газетных публикаций, но также в ряде монографий, обрисовывавших проблему от Адама, ab ovo, от печки и т. п. Одна из отобранных мною книг вообще оказалась не столько научным исследованием, сколько хрестоматией. В нее-то я и погрузился на несколько часов.

Уяснил я следующее.

Скандал, разразившийся после первых запусков человека в прошлое, только начался тогда и, по существу, не утихал на протяжении всех этих двадцати лет. Сенсационные разоблачения преступных экспериментов над людьми сменились оживленной полемикой. Проблема создания миров, засылка людей в прошлое действительно требовала раздумий и вызвала множество толкований. И прежде всего вставал главный вопрос: зачем это нужно? Ведь было совершенно ясно, что человечество от этого ничего не получит. Вновь созданная из вакуума вселенная с Землей-два периода восемнадцатого века, с практически нетронутыми запасами полезных ископаемых, с незагаженной природой и с человечеством, погрязшим в феодальных отношениях, находилась не рядом и даже не в какой-нибудь чудовищной дали за тысячи парсеков. В нашей вселенной ее не было вообще, и поэтому даже связаться с посланцами XXI века было принципиально невозможно.

В этом смысле было абсолютно все равно, с помощью какого материального объекта создавать еще один новый мир: то ли отправить в прошлое семь человек, то ли чугунную болванку, то ли контейнер с мусором весом ровно в 498 килограммов. Это был бы, правда, довольно дорогостоящий способ уничтожения мусора.

Как ни странно, последовал взрыв энтузиазма, основанный на том, что человечество додумалось до величайшей возможности в своей истории. Акт творения! Божественное могущество! Слава науке! Бессмысленность этих восторгов была и сразу совершенно очевидна, но энтузиастов отнюдь не убавилось. И если у части публики, наиболее далекой от науки, еще оставались какие-то надежды на открытие в дальнейшем возможности сообщаться с новосозданным миром, то путем неустанного повторения, разъяснения, вдалбливания, наконец, здравомыслящий контингент энтузиастов вынужден был с этими надеждами расстаться. В науке вечны не только открываемые истины, но – увы! – вечны и открываемые запреты. Однако энтузиазм получил новое направление. Не просто создать новый мир, но улучшить его – такой был выдвинут лозунг. Ведь вместо контейнера с мусором человечеству новой Земли можно было послать в подарок полтонны полезной информации и ускорить тем самым научно-технический и социальный прогресс. Благородные затеи вызвали новую волну восторгов, которая достигла максимума, когда началось движение добровольцев. Масса народу собралась в восемнадцатый век: сеять разумное, доброе, вечное. Иные просились пораньше: им были ненавистны мрачные времена средневековья и они стремились уберечь новосозданное человечество от разгула мракобесия. Всеобщее одобрение вызывали также желающие предотвратить первую мировую, а соответственно и вторую мировую войны. Тогда и было создано отделение темпонавтики Всемирного института архитектуры времени.