Десант из прошлого - [50]

— Эх, Никос, Никос… Сколько тебе, двадцатый? А рассуждаешь, как дитя малое. Отсюда не удерешь. Думаешь, Джима не сцапают? Дальше острова не убежит. Гиблое наше дело, дружок, наипаскуднейшее. Только подохнуть и осталось. Ну, да с этим всегда успеется. Как ни паршиво здесь, а жить охота.

— А за что они нас так? Чем я…

— Тсс! Потише ты, дуралей…

— …Чем я провинился? Или ты, Сет? Это преступников на каторгу ссылают, а мы-то по договору… Наобещали, подлецы… Надули…

— Тихо, говорю! Не можешь шепотом, да? Тогда заткнись!

— Вчера нас погнали в девятый сектор ящики распаковывать. Те, большущие… Взял я ломик и думаю: трахнуть бы по всей этой мерзости или еще лучше — взорвать все к черту… Да только не смельчак я. Не могу… От одной мысли страшно становится, и оглядываюсь — не подслушал бы ее кто, не заподозрил…

— Забили они тебя, парень… Скоро и совсем человека из тебя вытравят. Будешь скотом замордованным, и вспомнить не посмеешь, что…

— Молчать! Разговорчики! Кто там шепчется?! Стефанос? Сет Броуз? Молчать!

* * *

— Не скалься, не скалься, она не такая… Девушка она особенная. Говорит, что любит, так значит и есть. И я… В общем, тоже. Отработаю здесь положенное, подсоберу деньжат — и махну с ней к себе. Женюсь, честное слово, женюсь. У меня душа разрывается, когда из Уголка уезжаю. Для кого он — Радостей, а для меня — Горя. Очень уж ее жалко…

— Это бывает… У меня тоже, сынок, сердце жа-алостливое… В особенности, как выпью. О чем это я? А, про это самое, про любовь… Так вот, годиков двадцать назад была у меня одна…

— Ладно тебе, опять понес… Было да сплыло, чего толковать. С тобой о чем ни заговори, все на себя переводишь. Ты вот скажи лучше, как мне быть, чтоб до конца контракта не разлюбила? Нам здесь торчать еще ой-ой-ой сколько, а видимся мы с ней всего раз в неделю. Боюсь я.

— Правильно боишься… Женщины, они — ух! Я, голубок, на своей шкуре это испытал… Погоди, погоди, не кривись!.. Не стану свои истории рассказывать, нужен ты мне… Чтоб не забыла, говоришь? Очень сложный вопрос. Помочь я тебе, конечно, помогу, но только без прочистки мозгов не обойтись… Подмигни-ка бармену, сынок… Вот так-то лучше.

— Ну, и хлещешь же ты, Вилли… Будто воду. Ну, давай, давай выкладывай, старина. Раскошелься опытом…

— Вот тебе первый совет: попробуй, сынок, подзаработать выходных деньков на матриях. А? Что, хорош совет? Глядишь, матриота отхватишь, пусть даже второго класса, неважно. Уж если ты дважды в неделю в Уголок Радостей заявляться начнешь, не позабудет небось. Да и смекнет, что нет выгоды тебя терять: жалованьице-то у матриотов — будь здоров. А они, женщины, насчет такого смекалисты…

— Ишь, старина, куда тебя занесло! На своих ребят язык не повернется доносить. Совесть не позволит. Иди ты подальше с такими советами.

— Да ты не лезь, не лезь в бутылку-то… Ты старших слушай и на ус мотай. Будто я тебя на худое толкаю, чудак ты. Зачем же на друзей доносить? Ты на поганцев клепай да на чужих, кого не жалко. На Римсона, наставника нашего, положим. Ведь сволочь он, правду я говорю, сынок? Орет, кричит, мордует народ почем зря. А ты на него — хлоп! И задымился наш родненький людям на радость…

— А что я скажу? Спросят меня о Римсоне, когда, мол, и как…

— Пс-с-ст! Никто не спросит, голубок, некому спрашивать-то. Стоит белый магнитофончик — Копилка эта самая. Нажми кнопку и вали, что в башку придет… Насчет политики, дескать, плохо отзывался Римсон и так далее. А боишься начальника задеть, так русского морячка им преподнеси, ему все одно ничего не будет. Скажи, что видел его возле порта, шпионил-де. Мы же с тобой его там видели, так ведь? Симмонс говорит, что морячок вокруг Площадки чего-то блукал, принюхивался… Присочини капельку — вот и матрия, лишнее свиданьице.

— Врать я не буду, Вилли. Не люблю и не хочу. И вообще катись ты, Вилли, со своей Копилкой. Мне электрики говорили: матрос — отличный парень. Компанейский и простой. На свое начальство русское — на этого самого профессора — нуль внимания, знать его не хочет. А с рабочими нашими — как свой, душа нараспашку.

— Хитрый он, сынок, хитрый. Ну, какое он ему начальство теперь? Пленник несчастный, а не начальство. Того и гляди, опять за проволоку упрячут. Вот он и подальше от него: я, вроде, и никакой не коммунист, я с вами жить хочу, на острове… Чует, где сила, вот и льнет. И денег ему подкинули. А насчет того, что врать стесняешься, так это ты напрасно. Все врут, кому выгодно. И покрупнее врут, сынок, покрупнее. Думаешь, насчет республики нашей не вранье? Сам посуди, кто и когда деньги просто так разбрасывал? На кой ляд им для нас всякие трали-вали устраивать — телевизоры, и Уголок Радостей, и прочее? А вот для чего: чтоб посапывали мы в тряпочку и всем довольны были. И в их дела не лезли. Мы и не лезем, ни к чему ведь это нам, а? Да если б мне сейчас и сказал кто: вот, мол, тайные ихние секреты, гляди, — я и глаза бы закрыл. Не хочу! — ответил бы. Мне без того неплохо…

— Знаешь что, Вилли? Давай-ка еще выпьем. Послушаешь тебя — зубы болеть начинают…

* * *

— Такова обстановка в целом. Есть несущественные детали…