Десант из прошлого - [34]

Занимаясь поистине высокими материями — разработкой философских и идейных концепций республики, подготовкой и проведением конкурсов, определением степени матриотичности фроянцев, — члены «большой семерки» на своих заседаниях почти не касались прозаических, будничных проблем жизни острова. Ими ведали помощники президента — господин Вальтер — координатор по науке, и господин Гейнц — координатор по работам. Этим двум, а также красивой японке мисс Судзико Окато, личной секретарше Карповского, позволялось присутствовать на заседаниях Высшего совета. Гейнц почти не пользовался привилегией: ему, человеку, который непосредственно руководил и строительством, и портом, и финансами, и, наконец, Когортой хранителей, не часто удавалось выкроить время для участия в обсуждений важнейших государственных проблем. Вальтера члены совета видели гораздо чаще, хотя островная «мимикрия», за которую он отвечал, доставляла ему немало каждодневных хлопот. Молодая японка — «моя неэлектронная память», как однажды пошутил Карповский, бывала на заседаниях совета всегда. Она вела протоколы.

Участие в работе Высшего совета отнимало у Курта Ульмана немного времени: «большая семерка» собиралась крайне редко. Тем не менее, даже редкие заседания он переносил с трудом и весь остаток дня ходил с противным ощущением, будто он искупался в помойной яме. Особенно претили ему поэты. Даже Алека Ольпинга, полупьяного, крикливого, бесцеремонного, он мог стерпеть: все-таки Ольпинг был в науке незаурядной величиной, талантливым и смелым кибернетиком-экспериментатором. Но Янчес!.. Выживший из ума мистик, старый истеричный рифмоплет… Или этот нагловатый примитив Пирелли — типичный потребитель, который всегда чует носом жареное: в сковороде ли, в поэзии — такому все равно. А бездарный болтун Хансен?..

Да, только Брэгг, один лишь Джонатан Брэгг… Конечно, и он не без греха — излишне общителен, для своих лет несколько легкомыслен. И все-таки седовласый биолог достоин уважения. Настоящий ученый.

Проклятье! Неужели и сегодня придется проторчать здесь три часа?

* * *

Задрав голову, Гейнц стоял у раскрытого окна и смотрел, как на площадь плавно опускается небольшой вертолет. Увидев вышедших из него Вальтера и Ульмана, Гейнц подошел к двери.

— Пригласи ко мне господина Вальтера, — сказал он скучающему у окна охраннику.

Вскоре за дверью послышались неторопливые шаги.

— Скажите, Вальтер, — произнес Гейнц, с видимым неудовольствием поглядывая на вошедшего в кабинет координатора, — чего ради Ульман притащился сюда?

— Простите, Гейнц… По-моему, вы знаете, — удивленно изогнув бровь, спокойно ответил Вальтер. — Сегодня Высший совет. Заседание назначено давно, и не было причины его отменить. Надо же соблюсти, так сказать…

Щека Гейнца дернулась. Он прищурил бесцветные глаза.

— Пожалуй, теперь уже не надо…

Глава IV КАПИТАН «ИРТЫША»

Капитан «Иртыша» Николай Иванович Щербатов безгранично уважал ученых, науку и все к ним относящееся. Не претендуя на серьезные труды, он покупал все подряд популярные книги и брошюры, дававшие ему не слишком глубокие, но зато весьма разнообразные познания. И потому к известию о том, что его «Иртыш» арендован для научного поиска в Тихом океане, он отнесся, как к благосклонному дару судьбы.

Все нравилось в этой экспедиции Николаю Ивановичу. Нравился маршрут — по «глухомани» океана, в стороне от проторенных путей. Приводила в восторг цель — практическое подтверждение смелой гипотезы о распространении трещин в дне океана. Пришлись по сердцу люди — думающие, эрудированные и в то же время веселые и простые. Особенно понравился ему начальник научной группы Андреев. Они сразу сблизились во время совместных хлопот по подготовке корабля к плаванию. «Иртыш» не был приспособлен для той роли, которая ему предназначалась. Пришлось устанавливать новый, необычайно мощный и чувствительный эхолот, оборудовать радиорубку для сейсмической разведки, получать и размещать гидрофоны. Андреевская напористость и его организаторский талант произвели на капитана впечатление: сам Щербатов в глубине души чуть-чуть робел перед людьми. Он не раз корил себя за мягкость характера, пытался быть круче, но безуспешно. И не удивительно, что Андреев показался ему незаурядной личностью.

Ничто за десять дней плавания не омрачило безоблачного настроения Николая Ивановича Щербатова. Шли хорошим ходом, ни разу не штормило. Заход и краткая стоянка на Гавайях прошли без сучка и задоринки. Оставалось найти предсказанные Андреевым трещины — и тогда Николай Иванович почувствовал бы себя совсем счастливым. Несмотря на то что поиск проходил пока безрезультатно, он был глубоко убежден в правильности гипотезы Александра Михайловича. Видя, как нервничает Андреев, он волновался за него и как мог старался успокоить ученого, приводя многочисленные аналогии из книг о людях науки.

И вот сегодня в полдень произошло, наконец, долгожданное: эхолот показал глубокий провал в ложе океана. Сразу же были застопорены машины, а после обеда началось первое радиосейсмическое исследование впадины. Андреев потребовал многократного повторения анализа грунтовых слоев, чтобы избежать малейших неточностей. С этим провозились почти дотемна.