Держись, сестренка! - [16]

Шрифт
Интервал

— С вокзала!

— Садитесь и рассказывайте.

— Нечего мне рассказывать, мне нужна работа и жилье, — повторила я упрямо.

— Ну, тогда покажите, какие есть у вас документы?

— Пожалуйста! — И я выложила на стол все, что имела: паспорт, комсомольский билет, красную книжечку с благодарностью за первую очередь метро, удостоверение инструктора-планериста, характеристики и заявление в Ульяновскую Школу летчиков.

Читая документы, секретарь задавал мне вопросы, как бы невзначай сам отвечал, сочувствовал, куда-то звонил, а я сидела на диване и… плакала.

— Ну, рева, пойдем обедать, — слышу его насмешливый, обращенный ко мне голос.

— Не хочу, спасибо!

— Пойдем, пойдем, — он потянул меня за руку. После обеда, увидев мой пустой кошелек, одолжил двадцать пять рублей до первой получки и дал направление на

Смоленский льнокомбинат.

— Езжай прямо в отдел кадров. Я обо всем договорился. А как устроишься, иди в аэроклуб к комиссару. Там есть тренировочный отряд для тех, кто уже закончил пилотскую подготовку.

В тот же день меня приняли счетоводом по расчету прядильщиц, к вечеру поселили в общежитие, в комнату, где жила лучшая стахановка комбината Антонина Леонидовна Сокольская. А вскоре зачислили и в аэроклуб. Я снова стала летать!

Надежды поступить в летную школу почти не было. Кроме меня в тренировочном отряде аэроклуба летали пять потомственных смолянок, а я-то была приезжая. Но вот однажды вызывает меня комиссар аэроклуба и говорит:

— Мы решили единственную «женскую» путевку в Херсонскую авиационную школу отдать тебе. Завтра же бери направление и быстрее езжай в Херсон. Учти, там кроме специальных предметов придется держать экзамены и по общеобразовательным. Конкурс большой, готовься!

В Херсоне действительно был большой наплыв воспитанников аэроклубов страны. Приехали из Москвы и Ленинграда, Архангельска и Баку, Комсомольска-на-Амуре и Минска. На штурманское отделение в школе принимали только девушек, на инструкторское — в основном парней.

И снова комиссии — медицинская, мандатная. Наконец вывешены списки принятых — меня зачислили на штурманское отделение. Бегу на почту телеграфировать маме…

Пишу вот это сейчас и вспоминаю, как мне не хотелось, чтобы мой сын Петя поступал в военное летное училище. Я его всячески отговаривала, и он, кажется, согласился со мной. Но спустя недели две подошел и говорит:

— Мама! Любовь к авиации мне привита с твоим молоком. С раннего детства я слышу разговоры о самолетах. Знаю, как трудно было стать тебе летчиком, но ты добилась своего. Отпусти и меня…

И я сдалась. Втайне надеялась, что не примут сына, так как поехал он в училище поздно, без направления райвоенкомата.

И вот получаю телеграмму: «Рад, счастлив: принят. Целую. Петр».

Но рада ли была я? Материнское чувство брало верх над разумом. Мне очень хотелось, чтобы сын жил в родном гнезде, учился или работал где-то рядом, чтобы я могла, когда нужно, опекать, подсказывать ему, подставить в трудную минуту плечо.

А что думала в те давние годы моя мама, получив телеграмму из Херсона?

Вот то письмо:

«Родная моя, здравствуй!

Я получила твою телеграмму. Рада за тебя. Но еще больше бы я радовалась тому, если бы ты не стремилась в небо. Неужели мало хороших профессий на земле? Вот твоя подружка Настя Рассказова окончила ветеринарный техникум, живет дома, лечит домашний скот в колхозе, и никаких нет тревог у ее матери. А вы у меня все какие-то неспокойные, чего-то все добиваетесь и куда-то стремитесь.

Восемь человек вас, детей, у меня, и за всех я в тревоге. Все разлетелись, мои птенцы. Вот и последнего, Костю, проводила в армию. Дала ему наказ служить верно и честно, но когда поезд с ним стал скрываться за поворотом — упала на платформе без сознания. И что это уж со мной такое приключилось — ума не приложу…»

Нас у родителей было шестнадцать человек детей — восемь умерло, восемь осталось в живых. Хлеба хватало, как тогда говорили, только до рождества. Страшная нужда заставляла отца приниматься за отхожий промысел. То он работал возчиком: возил рыбу из Осташкова, с Селигера. То ездил в Торжок за огурцами. А были годы, когда и в Петрограде работал на красильной фабрике. Мерз отец в окопах империалистической войны, с винтовкой защищал Советскую власть в гражданскую. Вернулся больной, и в 1925 году умер — сорока девяти лет от роду.

Васе, самому старшему из братьев, очень хотелось учиться. Но, окончив четыре класса Сидоровской школы, по решению семейного совета, пошел в «мальчики» к портному. Отец тогда сказал так:

— Давай, мать, продадим овцу, и я отвезу Ваську в Питер. Попрошу там Егора Антоновича замолвить словечко у хозяина. Глядишь, мастеровым будет. А тут что?.. Учиться негде, да и возможности у нас нет никакой обувать, одевать, кормить. — И дальше он обратился к сыну; — Может быть, ты, сынок, не хочешь учиться на портного, тогда давай иди в сапожники к дяде Мише. Дядька родной, материн брат, худому не научит. Выбирай.

И Вася выбрал — портного.

До самой Октябрьской революции учился мой брат, да так и не научился портняжному делу, потому что больше-то приходилось бегать в лавку, нянчить хозяйских детей, мыть полы, посуду, топить печи. В революцию шестнадцатилетний паренек раздобыл винтовку и пошел с ней против кадетов вместе с отрядом красногвардейцев. Был Вася ранен и кое-как добрался до тетки Аграфены, дальней родственницы отца. Тетка перепугалась, немедля послала в деревню письмо, написав, что выживет Вася или нет — одному богу известно.


Еще от автора Анна Александровна Тимофеева-Егорова
Я — «Берёза». Как слышите меня?..

Аннотация издательстваЭто воспоминания о военных годах летчика-штурмовика А. А. Тимофеевой-Егоровой. Женщина летчик-штурмовик редчайшее явление нашей военной истории. Здесь и боевая работа летчицы, и немецкий концлагерь, и двадцать лет ожидания заслуженного звания «Герой Советского Союза».


Рекомендуем почитать
Автобиография

Автобиография выдающегося немецкого философа Соломона Маймона (1753–1800) является поистине уникальным сочинением, которому, по общему мнению исследователей, нет равных в европейской мемуарной литературе второй половины XVIII в. Проделав самостоятельный путь из польского местечка до Берлина, от подающего великие надежды молодого талмудиста до философа, сподвижника Иоганна Фихте и Иммануила Канта, Маймон оставил, помимо большого философского наследия, удивительные воспоминания, которые не только стали важнейшим документом в изучении быта и нравов Польши и евреев Восточной Европы, но и являются без преувеличения гимном Просвещению и силе человеческого духа.Данной «Автобиографией» открывается книжная серия «Наследие Соломона Маймона», цель которой — ознакомление русскоязычных читателей с его творчеством.


Властители душ

Работа Вальтера Грундмана по-новому освещает личность Иисуса в связи с той религиозно-исторической обстановкой, в которой он действовал. Герхарт Эллерт в своей увлекательной книге, посвященной Пророку Аллаха Мухаммеду, позволяет читателю пережить судьбу этой великой личности, кардинально изменившей своим учением, исламом, Ближний и Средний Восток. Предназначена для широкого круга читателей.


Невилл Чемберлен

Фамилия Чемберлен известна у нас почти всем благодаря популярному в 1920-е годы флешмобу «Наш ответ Чемберлену!», ставшему поговоркой (кому и за что требовался ответ, читатель узнает по ходу повествования). В книге речь идет о младшем из знаменитой династии Чемберленов — Невилле (1869–1940), которому удалось взойти на вершину власти Британской империи — стать премьер-министром. Именно этот Чемберлен, получивший прозвище «Джентльмен с зонтиком», трижды летал к Гитлеру в сентябре 1938 года и по сути убедил его подписать Мюнхенское соглашение, полагая при этом, что гарантирует «мир для нашего поколения».


Победоносцев. Русский Торквемада

Константин Петрович Победоносцев — один из самых влиятельных чиновников в российской истории. Наставник двух царей и автор многих высочайших манифестов четверть века определял церковную политику и преследовал инаковерие, авторитетно высказывался о методах воспитания и способах ведения войны, давал рекомендации по поддержанию курса рубля и композиции художественных произведений. Занимая высокие посты, он ненавидел бюрократическую систему. Победоносцев имел мрачную репутацию душителя свободы, при этом к нему шел поток обращений не только единомышленников, но и оппонентов, убежденных в его бескорыстности и беспристрастии.


Фаворские. Жизнь семьи университетского профессора. 1890-1953. Воспоминания

Мемуары известного ученого, преподавателя Ленинградского университета, профессора, доктора химических наук Татьяны Алексеевны Фаворской (1890–1986) — живая летопись замечательной русской семьи, в которой отразились разные эпохи российской истории с конца XIX до середины XX века. Судьба семейства Фаворских неразрывно связана с историей Санкт-Петербургского университета. Центральной фигурой повествования является отец Т. А. Фаворской — знаменитый химик, академик, профессор Петербургского (Петроградского, Ленинградского) университета Алексей Евграфович Фаворский (1860–1945), вошедший в пантеон выдающихся русских ученых-химиков.


Южноуральцы в боях и труде

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.