Держи ухо востро! - [4]

— Покупки? — подняв на него глаза, но не убрав пальцев с клавиатуры, спросила она. — В Wаl-Маrt? Ты?

— Не совсем так, — пояснил Келп, положив пакет на кровать. — Я скорее ходил на охоту, — выбросив свитер в корзину для бумаг, он достал из пакета коротенький серебристый соболиный полушубок никогда не устаревающего фасона. — Думаю, как раз твоего размера.

Девушка подскочила из-за компьютера.

— Соболь в августе! Самое время!

— У меня есть три таких, — сказал он, любуясь, как она прижимает к себе шубку. Вытащив еще два идентичных трофея, он продолжил: — Один тебе, а два в оплату аренды.

— Вот этот самый лучший! — заявила она, улыбаясь и поглаживая мех.

Джон просил позвонить. Поговорю из гостиной.

— Эти люди, — она пренебрежительно махнула на компьютер. — Они хотят знать за кого папа был во время Холодной войны. Как будто он вообще за кого-нибудь когда-нибудь был. Он же был политиком, ради бога!

— Скажи им, — посоветовал Келп, — что твой папа считал Холодную войну вынужденной необходимостью, и что он молился каждый день за то, чтобы все закончилось хорошо.

Он так и оставил ее там — с соболем в руках и с озабоченным выражением на лице, словно в раздумье — как же закончить всю эту историю с ее отцом. В гостиной Келп уселся на диван, посмотрел на телевизор, и позвонил Дортмундеру.

Тот, задыхаясь, ответил на пятом гудке.

— Да?

— Ты должно быть бежал из кухни.

— Оказывается перекусы хорошая штука. Много маленьких перекусов в течение дня полезны для здоровья.

— И все равно тебе приходится бегать из кухни.

— Ты же не собираешься мне рассказывать о дополнительных телефонах?!

— Нет, я уже давно это дело забросил. К тому же это ты хотел поговорить, так что говори.

— Хорошо. Арни Олбрайт.

Келп подождал немного, потом спросил:

— Это тема для разговора?

— Да.

— Он на юге, на реабилитации.

— Он вернулся, позвонил мне и сказал, что там все прекрасно закончилось.

— Я бы послушал другое мнение.

— У тебя будет возможность. Составить свое собственное мнение, — предложил Дортмундер. — Он хочет нас видеть. Сказал, что у него для нас отличное предложение.

— Для нас? — переспросил Келп, рассматривая вошедшую в кухню Анну Марию. Она улыбалась и была в шубке. — Арни звонил не мне, а тебе, Джон.

— Но ему известно, что мы команда.

— Арни Олбрайт мне не звонил, так что мне там делать нечего.

— Он говорит, что это поистине шикарное предложение.

— Вот и хорошо. Ты сходишь сам, и если это действительно окажется шикарное предложение, тогда ты позвонишь мне. Ты даже можешь прийти ко мне и описать все в подробностях.

— Энди, — сообщил Дортмундер. — Я с тобой поделюсь.

— Не напрягайся.

— Я просто не могу сделать это один, — признался Дортмундер. — Боюсь увидеть что стало с Арни после этого курорта. Или мы идем вместе или я не иду вообще.

Келп почувствовал себя в ловушке.

— Послушай, Джон, — начал Келп, и Анна Мария вновь прошла по комнате, уже из кухни в спальню. Она все еще улыбалась и по-прежнему была в шубке. На полдороге она остановилась и распахнула ее — под шубкой ничего не было. — А-а-а, — простонал Келп.

— Так встретимся там? — тут же спросил Дортмундер.

— Это не честно! В жизни столько отвлекающих маневров! Вот как тут откажешься? Анна Мария двигалась к спальне, а шубка струилась по полу за ней.

— Только не прямо сейчас. Попозже, скажем… сегодня часика в четыре.

— Я встречу тебя там, — сказал Дортмундер. — Снаружи.

— Не могу дождаться, — выпалил Келп, и повесил трубку.

4

— Очередной день в раю.

— Ты каждый день это повторяешь.

— Конечно, я это повторяю, — подтвердил Престон, смахнув с живота песок. — В этом ведь весь смысл. Неизменная похожесть, отсутствие сюрпризов и тревог, вечная, ничем не замутненная приятность нынешнего нашего существования приводит к тому, что я просто обязан охарактеризовать каждый бессмысленный, неспешный и ленивый день одной и той же банальной фразой. Удивляет только то, что ты не говоришь этого каждый день.

Алан нахмурился. Престон подозревал, и не впервые, что Алан не особо-то обращал на него внимание.

— Что не говорю каждый день?

— Это не говоришь каждый день.

Алан состроил обезьянью мордочку, глядя на этого умника в шляпе от Рэд Сокс и солнцезащитных очках.

— Что сказать каждый день?

— О, боже, — простонал Престон.

Ему надо начать все с самого начала, что ли? А смысл? Вместо этого он произнес:

— Ты и понятия не имеешь, как надо вести себя оплаченному компаньону, так ведь?

— Я прекрасный компаньон, не согласился Алан. — Я здесь в полном твоем распоряжении, участвую в разговоре, приношу и отношу, я задвинул на второй план собственные предпочтения и свою индивидуальность, и я никогда не спорю с тобой.

— Ты споришь со мной прямо сейчас.

— Нет, не спорю.

Снова тупик. Престон вздохнул, и его взгляд пробежался сначала по собственной груди; потом по рыхлому розовому животу, нависшему на пояс его алых плавок; поверх кончиков его пальцев ног; дальше, на ту сторону белых деревянных перил, огибающих веранду, где он лежал в гамаке; мимо тонкой полоски опрятных цветочных кадок по бокам выложенной кирпичом дорожки, бегущей вдоль береговой линии; мимо прибоя; и дальше — к зеленому и пенистому морю, пестрому от ныряльщиков с трубками, и летающих виндсерферов, то и дело сталкивающихся с лодками. Даже простое наблюдение за этими деятельными людьми забирало все силы.