Держи марку! Делай деньги! - [60]

Вслух же он сказал:

– Не хочу, чтобы меня выделяли на фоне работящих людей и големов, которые приводят Почтамт в порядок. Как говорится, в слове «команда» нет буквы «я».

– Но ведь это на тебе надета фуражка с крыльями и золотой костюм, – сказала Сахарисса. – Ну пожалуйста, господин фон Липвиг!

– Ладно, ладно, не хотел об этом, но так уж и быть… это против моей религии! – заявил Мокриц, у которого было время подумать. – Нам запрещено делать собственные изображения. Они крадут частичку души, знаешь ли.

– И ты в это веришь? – спросила Сахарисса. – Серьезно?

– Э… нет. Нет. Разумеется, нет. Как бы. Но… нельзя же относиться к религии, будто это какой-то буфет. Нельзя сказать, мол, будьте добры, подайте мне Вечный Рай с гарниром из Божественного Провидения, но не переборщите с коленопреклонениями, и вот этого Запрета на Изображения, пожалуйста, не надо, меня от него пучит. В меню все или ничего, а в противном случае… будет просто глупо.

Госпожа Резник смотрела на него, склонив голову набок.

– Ты работаешь на его светлость? – спросила она.

– Конечно. Это же государственная служба.

– И на прежнем месте, наверное, ты тоже был простым служащим? Совсем ничего примечательного?

– Так и есть.

– Что ж, Мокриц фон Липвиг наверняка твое настоящее имя, потому что я даже представить не могу, чтобы кто-то выбрал себе такой псевдоним, – продолжала она.

– Большое спасибо!

– Что-то мне подсказывает, что ты хочешь бросить кое-кому вызов, господин фон Липвиг. Клики вызывают много проблем. Все эти разговоры о том, что сеть увольняет сотрудников, а оставшиеся зарабатываются до смерти, очень дурно пахнут, и тут возникаешь ты и весь кишишь идеями.

– Я серьезно, Сахарисса. Вот, глянь, нам уже приходят новые письма!

Он вытащил конверты из кармана и разложил их веером.

– Видишь? Одно письмо в Сестрички Долли, одно в Дремный Холм, одно… Слепому Ио…

– Это бог, – сказала она. – Может оказаться проблематично.

– Нет, – отрезал Мокриц и спрятал письма обратно в карман. – Мы доставим письма даже богам. У него три храма в этом городе, будет нетрудно.

Вот портрет и вылетел у тебя из головы – бинго…

– А ты находчивый. Скажи мне, Мокриц, много ли ты знаешь об истории этого учреждения?

– Не очень. Мне определенно интересно узнать, куда подевались люстры.

– Ты встречался с профессором Пельцем?

– Кто это? – спросил Мокриц.

– Ты меня удивляешь. Профессор в Университете. Он посвятил Почтамту целую главу в своей книге по… хм, кажется, по большим скоплениям текстов и их самостоятельному мышлению. Надеюсь, хотя бы о погибших здесь людях ты слышал?

– О да.

– В общем, он писал, что здешняя атмосфера почему-то свела их с ума. Хотя нет, это писали мы. Он написал что-то гораздо более сложное. Надо отдать тебе должное, господин фон Липвиг. Чтобы взяться за работу, на которой до тебя умерло четверо, нужно обладать определенными качествами.

Или не обладать, подумал Мокриц. Информацией.

– Заметил ли ты сам что-нибудь необычное? – не унималась госпожа Резник.

Для начала, мне кажется, что я перенесся назад во времени, но мои ноги этого не сделали, впрочем, не уверен, что из этого мне померещилось. Потом меня чуть не завалило насмерть почтой, а письма постоянно разговаривают со мной, – все это Мокриц не сказал, потому что такое лучше не говорить человеку с раскрытым блокнотом.

А сказал он вот что:

– Да нет. Чудное старинное здание, и я намерен вернуть ему его былую славу.

– Превосходно. Сколько тебе лет, Мокриц?

– Двадцать шесть, а что?

– Нам важны любые детали, – госпожа Резник очаровательно ему улыбнулась. – К тому же пригодится, если придется писать некролог.

Грош ни на шаг не отставал от Мокрица, который решительным шагом пересек холл.

Мокриц достал новые письма из кармана и сунул их в жилистые руки Гроша.

– Разошли это. Все, что адресовано богам, доставляйте в его – ее – их – храмы. Другие непонятные письма клади мне на стол.

– Только что мы получили еще пятнадцать, сэр. Люди думают, это смешно!

– Они заплатили?

– Да, сэр.

– Тогда мы смеемся последними, – сказал Мокриц уверенно. – Я отлучусь ненадолго. Мне нужно повидать одного волшебника.

По закону и по традиции большая библиотека Незримого Университета открыта для посетителей – их просто не допускают к магическим секциям. Они, впрочем, об этом не подозревают, так как законы пространства и времени в библиотеке искажаются и стомильные книжные полки запросто могут поместиться в пространственной щели не толще слоя краски.

Но люди все равно приходят в поисках ответов на каверзные вопросы, которые, по общепризнанному мнению, ведомы одним лишь библиотекарям: «Это прачечная?», «Как пишется исподтишка?» и всеми любимое «У вас есть книга, которую я когда-то читал? Она такая красная, и потом оказалось, что они близнецы».

Что характерно, в библиотеке есть эта книга… где-то. Где-то в ней есть все книги, которые когда-либо были написаны, будут написаны и вообще все книги, которые только можно написать. Этих книг на публичных полках не найти, так как неумелое обращение с ними может привести к тому, что все, что только можно вообразить, схлопнется в ничто[5].

Как и всякий зашедший в библиотеку, Мокриц глазел на купол. Все всегда глазели. И думали: как библиотека, которая, строго говоря, бесконечна, умещалась под куполом в несколько сотен футов диаметром? И всем позволялось и дальше ломать голову.