Дерись или беги - [9]
Оператором Гера стал почти случайно. Когда надо было определяться со специальностью, выбор пал на факультет ВГИКа, где все постоянно что-то смотрели. Поступил и тут же стал самым востребованным киношником на студенческих вечерках. Усаживался на пороге туалета и начинал ловить бесценные кадры давки однокурсников.
Отпраздновать поступление было решено в одну из суббот. Они с отцом отправились наполнять продуктовые сетки на соседний рынок. Провели пятнадцать минут в мясной палатке, выбирая кусочки курицы, после чего отец, не выдержав, наконец, вида кровавых тушек, удалился покупать «Родопи». Гера остался наедине с продавцом, седым грузином, и его прищуром. Сквозь складки век просвечивали полиэтиленовые пакетики с серой краской, какие бывают только у очень старых людей. Он кряхтел, передвигаясь по периметру витрин, и общипывал правую ногу, шепотом на своем языке ругая ее нечувствительность. Из кондитерской лавки напротив появился ребенок лет четырех и, поморщившись, показал Гере язык. Продавец, опершись на стеклянный гроб с трупами кур и телятиной, тем же шепотом спросил: «Эй, малой, я лишусь ноги?» Ребенок, продолжая гримасничать, ответил строгим «да» и понесся к матери получать шлепок. Гера продолжал стоять перед витринами, мучимый теперь лишь одним вопросом: «Зачем спрашивать малютку?» Грузин вытер щеку и, не разжимая губ, объяснил Гере: «Ребенка можно спрашивать о чем угодно, он, сам того не понимая, всегда скажет правду». Через два месяца Гера вернулся в мясную палатку. Толстая рыжеволосая женщина взвешивала длинный заскорузлый телячий язык. На Герин вопрос: «А где старый продавец?» — она махнула рукой в сторону поломанного инвалидного кресла.
После этого случая лучшим пророком для Геры стал ребенок — любой ребенок.
— Я сдам экзамен по литературе?
— Да.
— А оператором стану?
— Да.
— Отец вернется?
— Нет.
В те дни европейские газеты вдруг участливо и безвозмездно отдали несколько полос под обзор событий в России. «Русские объявили команду подводной лодки погибшей», — писали в Швейцарии. Созвучно роптали: «„Курск“ заполнен водой, выживших нет» — в Норвегии. «Несмотря на безнадежную ситуацию командование хотело продолжить поиски с помощью специальных видеокамер, — поддакивала Австрия и дошептывала на ушко: — Но все были вынуждены признать очевидную гибель всех членов экипажа». Чувствительнее других была последняя новость, прозвучавшая по-португальски: «Смерть. Официально объявленная, неизбежная, ожидавшаяся — и о которой все уже догадывались». «Российский атомоход „Курск“ стал огромной могилой из стали и воды, с двадцатью четырьмя крылатыми ракетами и ядерным реактором вместо цветов», — эстетствующий Лиссабон завершил вереницу.
Какая-то женщина, собирательный образ всех жен и матерей, ставила свечи в память о подводниках в питерской церкви. Ее фотография появилась под заголовком «Россия скорбит о своих погибших». Гера месяц не показывался на людях, чтобы не слышать расспросов и соболезнований, осваивал все новые техники фотографии. Но как он ни тщился, и натюрморты, и портретные фото выходили теперь с одним и тем же сюжетом: двенадцатое августа, двухтысячный год. Одиннадцать утра, Баренцево море, сто пятьдесят семь километров к северо-востоку от Североморска. Авария атомной подводной лодки К-141. «„Курск“, не слышу вас…» Любая фотография извинялась: «Мы все скорбим, смотря тебе в камеру», предметы в натюрморте сами собой складывались в поминальный набор: любой кусок хлеба казался черным, любая плошка — рюмкой с пятьюдесятью граммами теплой водки.
Черничное небо становилось сперва бордовым, затем черным, потом всё исчезло и в поезде наступала ночь. Из разных его уголков доносилось детское лепетанье, бренчанье подстаканников и утомленный людской шепот. Проводник разносил чай и раздавал одеяла продрогшим пассажирам, как правило, путешествующим в одиночку. Его движения сопровождались теньканьем монет и тяжкими вздохами.
— Чаю мне можно?
— Можно.
Гера спустился с верхней полки, потревожив спящего внизу старика, и пошел в купе проводника.
— И что вам всем не спится…
— Рано еще спать, детишки еще не умолкли.
— Ладно. Заходи, что ли, ко мне, у меня еще на пару рюмок хватит.
Гера присел на скомканное пятнистое покрывальце и отставил чай.
— Ночью лучше спать…
Они, не чокаясь, выпили по семьдесят грамм. Гера, поморщившись, отломил лежащий кусок хлеба и вдохнул пыльный пшеничный запах.
— Не надоело вот так взад-вперед ездить?
— Надоело. А ты к кому спешишь?
— Я не спешу. Так, по делам по некоторым еду. Материал собираю.
— Журналист, что ли?
— В некотором роде…
Проводник нашарил под сиденьем еще одну бутылку водки.
— У меня тут еще есть на случай…
— Я не против.
Гера укутался одеялом и подставил пустую рюмку.
— Рассказывай давай, что за материалы.
— Помнишь «Курск», многоцелевая атомная подводная лодка, «убийца авианосцев». Проект № 94-А «Антей», по классификации НАТО — «Оскар-II». Разработана в тысяча девятьсот восьмидесятые годы в Центральном конструкторском бюро морской техники «Рубин». Построена в Северодвинске, спущена на воду в тысяча девятьсот девяносто четвертом году. Длина сто пятьдесят четыре метра, ширина…
Полина Клюкина не пишет про любовь полов своего поколения. Она пишет про поколение своих родителей. Её короткие рассказы заставляют сопереживать и бередят душу. Наверное, от того, что в них нет стандартных сюжетных схем, а есть дыхание жизни. В 2009 году её «Осенняя жигалка» вместе с другими рассказами принесла ей победу на юбилейной Независимой литературной премии «Дебют».
Полина Клюкина не пишет про любовь полов своего поколения. Она пишет про поколение своих родителей. Её короткие рассказы заставляют сопереживать и бередят душу. Наверное, от того, что в них нет стандартных сюжетных схем, а есть дыхание жизни. В 2009 году она стала финалистом Независимой литературной премии «Дебют».
Проснувшись рано утром Том Андерс осознал, что его жизнь – это всего-лишь иллюзия. Вокруг пустые, незнакомые лица, а грань между сном и реальностью окончательно размыта. Он пытается вспомнить самого себя, старается найти дорогу домой, но все сильнее проваливается в пучину безысходности и абсурда.
Когда твой парень общается со своей бывшей, интеллектуальной красоткой, звездой Инстаграма и тонкой столичной штучкой, – как здесь не ревновать? Вот Юханна и ревнует. Не спит ночами, просматривает фотографии Норы, закатывает Эмилю громкие скандалы. И отравляет, отравляет себя и свои отношения. Да и все вокруг тоже. «Гори, Осло, гори» – автобиографический роман молодой шведской писательницы о любовном треугольнике между тремя людьми и тремя скандинавскими столицами: Юханной из Стокгольма, Эмилем из Копенгагена и Норой из Осло.
Книга посвящается 60-летию вооруженного народного восстания в Болгарии в сентябре 1923 года. В произведениях известного болгарского писателя повествуется о видных деятелях мирового коммунистического движения Георгии Димитрове и Василе Коларове, командирах повстанческих отрядов Георгии Дамянове и Христо Михайлове, о героях-повстанцах, представителях различных слоев болгарского народа, объединившихся в борьбе против монархического гнета, за установление народной власти. Автор раскрывает богатые боевые и революционные традиции болгарского народа, показывает преемственность поколений болгарских революционеров. Книга представит интерес для широкого круга читателей.
Французская романистка Карин Тюиль, выпустившая более десяти успешных книг, стала по-настоящему знаменитой с выходом в 2019 году романа «Дела человеческие», в центре которого громкий судебный процесс об изнасиловании и «серой зоне» согласия. На наших глазах расстается блестящая парижская пара – популярный телеведущий, любимец публики Жан Фарель и его жена Клер, известная журналистка, отстаивающая права женщин. Надлом происходит и в другой семье: лицейский преподаватель Адам Визман теряет голову от любви к Клер, отвечающей ему взаимностью.
Селеста Барбер – актриса и комик из Австралии. Несколько лет назад она начала публиковать в своем инстаграм-аккаунте пародии на инста-див и фешен-съемки, где девушки с идеальными телами сидят в претенциозных позах, артистично изгибаются или непринужденно пьют утренний смузи в одном белье. Нужно сказать, что Селеста родила двоих детей и размер ее одежды совсем не S. За восемнадцать месяцев количество ее подписчиков выросло до 3 миллионов. Она стала живым воплощением той женской части инстаграма, что наблюдает за глянцевыми картинками со смесью скепсиса, зависти и восхищения, – то есть большинства женщин, у которых слишком много забот, чтобы с непринужденным видом жевать лист органического салата или медитировать на морском побережье с укладкой и макияжем.
Апрель девяносто первого. После смерти родителей студент консерватории Тео становится опекуном своего младшего брата и сестры. Спустя десять лет все трое по-прежнему тесно привязаны друг к другу сложными и порой мучительными узами. Когда один из них испытывает творческий кризис, остальные пытаются ему помочь. Невинная детская игра, перенесенная в плоскость взрослых тем, грозит обернуться трагедией, но брат и сестра готовы на всё, чтобы вернуть близкому человеку вдохновение.