Дерись или беги - [43]
Зато у Любы Герман была совсем другая старость. Когда-то она ходила в полковничьих женах, а после смерти мужа стала ходить в доме для престарелых и перестарелых. Тут все делились на два разряда, одни получали прогулки, другие — нет, и потому куда разумнее было изобразить нормальную и уехать домой.
Вскоре она и сама поверила, что ей всего лишь пятнадцать, и тогда она снова стала ждать встречи с будущим мужем Павлом Сеечем. История ее старости была заполнена разного рода подробностями, о которых никто из соседей не знал, зато все поздравляли ее в день рождения, когда ей снова исполнялось двадцать. Наверное, именно поэтому зеркал в этой квартире не вешали, были только лакированные трюмо и тумбочки, которые отражали двадцать.
Любу не очень-то уважали соседи — во-первых, она была не в меру зажиточной «старушенцией» и хранила в шкатулке какие-то камушки, нитку аквамаринов и серьги, сапфировые резные розочки. Еще там лежал маленький отколовшийся цветок от колье, бусинки со свадебного наряда и мелкий-мелкий обмылок в пять сантиметров росту. Шкатулочку она берегла как живую и каждый день проверяла ее сохранность, постоянно, и когда муж был жив, и теперь, когда мужа во второй раз не стало. Ни с кем она никогда не делилась даже воспоминаниями и только сама про себя знала всю правду. Она знала, что сейчас она государственная жена. Раз в неделю обязана отворить дверь прислуге с ведерками, раз в неделю упаковать Сееча: парадные брючки цвета морской волны с лампасами крапового цвета. Снять аккуратно с вешалки галстучек и проследить, чтоб оставался как лезвие. Ну и конечно, не забивать голову Павла Сееча мелочами.
Вечер случился тихий, с легким паданьем снега, видимым лишь под фонарными столбами. Начался вечер где-то в половине шестого с момента, когда кто-то из соседей заметил, как одинокая старуха справлялась с сугробами, перешагивала их и что-то все причитала.
— Стойте, где вы живете?
— Мыть надо школу, а потом к Лильке. Одна она дома.
— Да стойте же вы, покажите, где вы живете?
Старуха начала тыкать пальцем в обросшие инеем пятиэтажки, одну за другой, и крутиться вокруг себя, вертеться по сторонам. Затем она вырвала ситцевый рукав из чужой варежки и пошагала вперед. Подолы ее запутывались в сугробах, тапки скользили по льду и тут же проваливались. «А вот тут она всегда подпрыгивает, — радовалась Софья Павловна, — любит она у меня качели. Как усядется да как заведет „Покача-а-ай! Ну один разок всего!“ А горка, да будь она… Раньше же как было — на шубе и до самого низу, а сейчас? Опасно стало, машин много нынче. Они же несутся и не глядят. Так я Лильку крестить стала перед выходом, „Харе Рама“ говорю, „Харе Рама!“»
Софья Павловна воспитала Лильку в одиночку. В сорок шестом ее мужа объявили без вести пропавшим и только спустя десятки лет его обнаружили в числе четырехсот пятидесяти тысяч перемещенных советских, которые так и не вернулись с войны. Нелегко было, но усядется, бывало, на пол, Лилькину голову на колени уложит, и уже хорошо. Так и жила, пока дочка не выросла и не съехала от нее.
— Куда?!
— Так танцевать пора, мил человек!
Когда прохожий проводил Софью Павловну до дома и отворил ей незапертую дверь, навстречу ему вышел сладкий знакомый запах. Ванильный и очень добрый. Аромат этот источало огромное цветастое изображение божества Кришны на стене. Его источала серая светящаяся девочка на камне и крошка-теленок, облизывающий ей ладони. Эти ладони не видывали русских войн, не видывали парадных брючек цвета морской волны, сапфировых резных розочек, зато они знали свое. Резную раковинку, полумесяц, булаву, наконечник копья, свастику и, главное, чакры. Все это было на кончиках пальцев, умещалось в ладонях всего одного божества.
— Харе Рама, проводил, мил человек, благослови вас Харе Рама!
Вечер случился тихий, с легким паданьем снега, заметным лишь под фонарными столбами. С редкими прохожими на протоптанных тропах. Начался он где-то в половине шестого с того момента, когда Люба Герман впустила к себе гостя:
— Вечер добрый! Вы женщину из соседней квартиры знаете?
— Кого? А где Павел Сееч?!
На лестничной площадке звонко ударилась дверь. По ступенькам спускалась Софья Павловна. Спускалась спешно, накидывая поверх намотанной простыни шерстяной плед, укутывая голову толстой шалью. Она что-то шептала себе под нос и даже тихонечко напевала. Старуха бежала босой по снегу, размахивала руками, неслась, гонимая одной единственной мыслью — перед выходом она опять забыла перекрестить дочь.
Сырки
Первой родилась Галя. Самостоятельной она стала еще в зародыше, в тот самый момент, когда в материном брюхе начала запутывать и распутывать живые петли. Молодой маме врачи сразу определили обвитие пуповины и тут же, не отходя от кушетки, посоветовали становиться на карачки и стоять по двадцать минут в день. До пузырей она натирала колени о войлок паласа. Так и проходила всю беременность — в тревоге, на четвереньках — до самого отхода вод.
Со временем эта история утратила ценность — спасенная малютка быстро окрепла, у нее появились свои синяки. И теперь только хитрый бомбажный пупок напоминал ей о родственной связи с матерью.
Полина Клюкина не пишет про любовь полов своего поколения. Она пишет про поколение своих родителей. Её короткие рассказы заставляют сопереживать и бередят душу. Наверное, от того, что в них нет стандартных сюжетных схем, а есть дыхание жизни. В 2009 году её «Осенняя жигалка» вместе с другими рассказами принесла ей победу на юбилейной Независимой литературной премии «Дебют».
Полина Клюкина не пишет про любовь полов своего поколения. Она пишет про поколение своих родителей. Её короткие рассказы заставляют сопереживать и бередят душу. Наверное, от того, что в них нет стандартных сюжетных схем, а есть дыхание жизни. В 2009 году она стала финалистом Независимой литературной премии «Дебют».
«Ашантийская куколка» — второй роман камерунского писателя. Написанный легко и непринужденно, в свойственной Бебею слегка иронической тональности, этот роман лишь внешне представляет собой незатейливую любовную историю Эдны, внучки рыночной торговки, и молодого чиновника Спио. Писателю удалось показать становление новой африканской женщины, ее роль в общественной жизни.
Настоящая книга целиком посвящена будням современной венгерской Народной армии. В романе «Особенный год» автор рассказывает о событиях одного года из жизни стрелковой роты, повествует о том, как формируются характеры солдат, как складывается коллектив. Повседневный ратный труд небольшого, но сплоченного воинского коллектива предстает перед читателем нелегким, но важным и полезным. И. Уйвари, сам опытный офицер-воспитатель, со знанием дела пишет о жизни и службе венгерских воинов, показывает суровую романтику армейских будней. Книга рассчитана на широкий круг читателей.
Боги катаются на лыжах, пришельцы работают в бизнес-центрах, а люди ищут потерянный рай — в офисах, похожих на пещеры с сокровищами, в космосе или просто в своих снах. В мире рассказов Саши Щипина правду сложно отделить от вымысла, но сказочные декорации часто скрывают за собой печальную реальность. Герои Щипина продолжают верить в чудо — пусть даже в собственных глазах они выглядят полными идиотами.
Роман «Деревянные волки» — произведение, которое сработано на стыке реализма и мистики. Но все же, оно настолько заземлено тонкостями реальных событий, что без особого труда можно поверить в существование невидимого волка, от имени которого происходит повествование, который «охраняет» главного героя, передвигаясь за ним во времени и пространстве. Этот особый взгляд с неопределенной точки придает обыденным события (рождение, любовь, смерть) необъяснимый колорит — и уже не удивляют рассказы о том, что после смерти мы некоторое время можем видеть себя со стороны и очень многое понимать совсем по-другому.
Есть такая избитая уже фраза «блюз простого человека», но тем не менее, придётся ее повторить. Книга 40 000 – это и есть тот самый блюз. Без претензии на духовные раскопки или поколенческую трагедию. Но именно этим книга и интересна – нахождением важного и в простых вещах, в повседневности, которая оказывается отнюдь не всепожирающей бытовухой, а жизнью, в которой есть место для радости.
«Голубь с зеленым горошком» — это роман, сочетающий в себе разнообразие жанров. Любовь и приключения, история и искусство, Париж и великолепная Мадейра. Одна случайно забытая в женевском аэропорту книга, которая объединит две совершенно разные жизни……Май 2010 года. Раннее утро. Музей современного искусства, Париж. Заспанная охрана в недоумении смотрит на стену, на которой покоятся пять пустых рам. В этот момент по бульвару Сен-Жермен спокойно идет человек с картиной Пабло Пикассо под курткой. У него свой четкий план, но судьба внесет свои коррективы.