Деревянный самовар - [2]

— Пожалуйста, — Катерина сдвинулась вправо, а милиционер с жезлом, устроившись за рулем, дал последние указания остававшимся:

— Дождитесь буксировку, оттащите «жигуленок» к посту ГАИ и ждите меня там. Я через часок буду.

Раненый постанывал сзади. Милиционер осторожно тронул машину с места, набрал скорость и, прислушиваясь к почти неслышимой работе мотора, оценил автомобиль:

— А хороша тачка!

— «Мерседес», — согласилась Катерина.

«Мерседес» мчался хорошо асфальтированными проселками. Мелькали заборы дач, березовые рощи, аккуратные автобусные остановки. Ворвались в темный еловый бор.

— Куда мы все-таки едем? — спросила Катерина.

— В Москву, — сказали за спиной, Катерина глянула в салонное зеркальце. Окровавленный гражданин не лежал — сидел, вальяжно разметав руки по спинке сиденья, и улыбался. Красивый парень, хоть и окровавленный. Катерина на несколько мгновений прикрыла глаза и сразу же открыла. Демонстративно огорчилась вслух:

— Вот-те хрен! А я, Красная шапочка, к бабушке собралась!

Неслабая была дамочка. Раненый заржал, а милиционер, ухмыльнувшись, взял из рук несопротивляющейся Катерины сумочку и кинул на заднее сиденье:

— Посмотри: там?

Раненый раскрыл сумочку, вытащил сложенный пополам конверт из-под фотобумаги, раскрыл его, глянул внутрь, а затем вытряс содержимое на сиденье. На плащ-палатке лежали магнитофонная кассета, фотонегативы и цветные снимки.

— Туточки, — удовлетворительно отметил раненый.

Стемнело основательно. «Мерседес», включа фары, летел сквозь лес.

— А хороша тачка! — повторил милиционеровы слова раненый.

— Что вы со мной сделаете? — задала, наконец, главный вопрос Катерина.

— А ничего, — ответил раненый. — Отвезем в Москву, посадим в надежную клетку и подержим вас там недолго. До тех пор, пока ваш муженек кое-что для нас сделает.

— Придержи язык, Артем, — посоветовал милиционер и добавил: — Пора ей браслеты надеть: на трассу выезжаем.

Вышли из машины, косолапо стоявшей на обочине. Темный лес, разорванный дорогой, еле освещался серой полосой неба над разрывом. Шуршал в хвое легкий ветер, почти неощутимым шелестом обнаруживала себя в ночи насекомая живность. Артем защелкнул наручники на Катерининых запястьях, вздохнул глубоко и заметил, что:

— Хорошо-то как, Господи!

Катерина проснулась в тяжкой тьме. Пошарила правой рукой в поисках предполагаемого столика, видимо, нашла, потому что услышала, как падали с мягким стуком на пол неопознанные предметы. Нащупала пипку ночника и включила свет.

Ну и спальня! Ампир, чистый ампир! Белые шелковые стены, белая пятиспальная кровать, белые шкафы по белым стенам, белого бархата шторы на окнах, в белой оправе зеркало на весь потолок.

И все с золотом. В чем была — а ни в чем не была: спала голой — Катерина прошла к окну и рванула плотно задернутую занавеску. За занавеской обнаружилось заложенное кирпичом окно. Катерина возвратила штору на место и осмотрелась. На одном пуфике в беспорядке валялась ее фирменная одежонка, а на другом тщательно сложенный ярко-оранжевый, как форма голландских футболистов, банный халат. Надевая халат, она продекламировала, бодря себя:

— И снится чудный сон Татьяне…

Перепоясалась туго, будто забинтовалась, вздохнула, направилась к единственной двери и распахнула ее.

В роскошной гостиной у журнального столика в раскидистом кресле раскидисто сидел хорошо одетый мужчина средних лет.

— Привет, — сказал Катерина. — Туалетная комната должна при спальне быть.

— Привет… Кэт, — через паузу, чтобы отчетливо срифмовать, поздоровался мужчина и объяснил: — Никак по планировке не получалось.

— Где? — спросила она. Он кивнул на дальнюю дверь. Катерина вернулась в спальню, забрала свои шмотки и прошла в ванную.

Посмотрелась в зеркало, скорчила себе рожу — одну, другую, третью — провела ладонями по лицу, разглаживая только ей видимые морщины, и сбросила халат.

…Она явилась в гостиную стремительно, на ходу спросив обо всем:

— Ну?

— Свежа и прелестна, как майская роза, — отметил мужчина, добавив, правда, справедливости ради: — Несмотря на года.

Она никак не отреагировала ни на комплимент, на на скрытое хамство, уселась в кресло напротив, закинула — исключительно по привычке — ногу на ногу и повторила всеобъемлющий вопрос:

— Ну?

— Выпить хочешь? — вопросом предложил мужчина.

— По утрам не пью.

— Откуда знаешь, что сейчас утро?

— По себе.

— Ну, а я… — и, не окончив фразы, мужчина, сложив язык валиком, оглушительно свистнул. В гостиной тотчас возник бывший раненый. Без ссадин и шрамов. Просто тридцатилетний плейбой. — Артем, распорядись, будь добр, выпить чего-нибудь. Джину с тоником, что ли…

— Не по адресу, Александр. Для этого у тебя холуй, — тихо сказал Александр.

— Ну, а ты, не в службу, а в дружбу, сказать ему можешь? — попросил Александр.

— Не в службу, а в дружбу — могу, — ответил Артем и вышел.

— Петушок, — высказалась про Артема Катерина.

Холуй (и по виду холуй) вкатил стеклянный столик на колесиках и удалился. Александр плеснул в стакан джина, разбавил тоником.

— Ну? — в третий раз повторила Катерина. Александр хлебнул слегка и ответил:

— Не дурочка, чай. Ты же, увидев меня, там, в ванной, все просчитала. О чем мне тебе рассказывать?