Деревянные облака - [23]

– Какая несправедливость! – говорила она. – Не так мы себе представляли равенство. Все мои ученики обладают бо´льшими способностями, чем любой земной школьник из высших разрядов. Но марсианские школы выше четвертого разряда не индексируются! Разделять школьников на лучших и худших – что может быть омерзительнее?

– Вы меня удивляете, уважаемая Валентина Максимовна! – ответил Прокеш. – Вам известно, что одинаковая нагрузка на сильного и слабого гораздо хуже, чем разделение. Огромное количество труда, материальных и духовных затрат истратят впустую, если ребенка вовремя не сориентировали, и он оказался не на своем месте. В вашем же случае я вижу длинную цепочку стоящих друг другу в затылок неплохих людей, но скверных специалистов. Да, можно потерять в одном или десяти миллионах одного или двух мотиваторов. Но система отбора пока работает надежно – гораздо хуже обнадежить человека несбыточными надеждами.

– Экономисты! – холодно сказала Валентина. – Нет желания возиться с детьми, искать к каждому ключ. Кстати, родители детей высших разрядов, как правило, тоже из высших.

– Вы что же, Валентина Максимовна, – прищурил один глаз Миронов, – обвиняете наше общество в социальном неравенстве?

– Куда уж мне, – скривила губы Валентина. – Но любое общество не идеально и находится в развитии. И всегда есть факторы, мешающие развитию. А с самого начала отрезать человеку какие-то пути – значит, ограничивать развитие общества.

– Кому же это отрезали? – спросил Лыков.

Валентина искоса глянула на него, еле заметно вздохнула.

– Да хоть племяннику Арама! Он не поступит на Высшие курсы.

– Не думаю! – вмешался я. – В конце концов, позанимается пару лет после школы и поступит. Четвертый разряд – это совсем неплохо. Он же не дебил из шестого разряда!

Прокеш закашлялся, замахал руками, кашель перешел в смех. Отсмеявшись, он утер слезы и сказал мне:

– От имени всех дебилов шестого разряда благодарю тебя за лестные слова. Мои лучшие годы прошли именно в школе-шестерке.

– Я не знал. Извините.

Он великодушно махнул рукой – пустяки, мол, но Валентина остро посмотрела на него и спросила:

– А ты, Арам, вообще что-нибудь о нем знаешь?

Прокеш слабо улыбнулся и обратился к Лыкову:

– Вот, Кузьма, случай фатального предубеждения. Насколько я понимаю, Валентина Максимовна считает меня представителем тех самых органов, о которых мы сегодня беседовали.

В комнате стало тихо.

– Не дури, Валентина! – резко сказал Кузьма. – Со школами даже мне все ясно, хотя это вроде ты учитель. Но не нам обсуждать и осуждать. Кашу-то они расхлебывают, что мы заварили.

– Не понимаю, – сухо и надменно заявила Валентина.

– Природа не зла, но злопамятна! Вот и дети наши попадают в разные школы, потому что генконтроль не всесилен, – сказал Миронов. – Отцы и деды шалили, а у детей…

– Дети, отвечающие за отцов? – подняла бровь Валентина. – Яблоко, недалеко падающее от яблони? Слышали. В свое время.

– Мне кажется, вы на нас сердитесь, – мягко сказал Миронов.

– Ну что вы! – рассмеялась Валентина. – Однако мне пора.

Я поднялся с места.

– Меня не надо провожать. Мы обо всем договорились?

– Договорились.

– Жду тебя, скажем, месяцев через пять-шесть. Тебе удобно?

– Вполне. Возьму месяц отдыха.

– Ну, всем всего хорошего. Нет, провожать не надо, – опять сказала она, заметив движение Кузьмы к двери.

Она шла мимо домов, потом исчезла за кустами, и вот она уже на дороге. Уходит, ни разу не оглянулась, а у меня ни одной серьезной мысли, только вертится в голове обрывок детского стишка: «Дом, как видите, сгорел, но зато весь город цел».

– Не выпить ли нам еще чаю? – спросил Кузьма.

– Хорошо бы, – отозвался Прокеш и подсел ко мне. – Сейчас на Марсе люди будут нужны. Зря я уговорил тебя вернуться.

– Разобрались с семейными делами? – сердито спросил Миронов. – Тогда к делу, и коротко! Пусть говорит Вацлав. Что тебе от меня надо, хитрый человек? Думал, вывалишь старому Миронову ворох фактов, а он тебе все объяснит? Где же факты?

Прокеш сложил губы дудочкой и причмокнул.

– Все факты я вам изложил.

– Ты мне сказки рассказывал! Два несчастных случая. Скверно, но и не такое бывает. Пропали инфоры – ну и что?

– Мне непонятно! – сказал Прокеш. – Почему Коробов демонтировал установку? Почему изъял инфоры? Чего он добился?

– Демонтировал, потому что ничего не получилось.

– В прошлом году он работал с генераторами виртуальных спектров и одновременно с фантоматами. Он мне показал кое-что…

Прокеш замолчал.

Миронов вопросительно посмотрел на него.

– Он не знал, как интерпретировать один эффект, и предложил мне принять участие в эксперименте. Всего несколько секунд, но того, что я увидел, мне хватило.

– Что ты увидел?

– Сына. Он умер во время Второй Пандемии, ему не было еще и девяти лет. Утром я торопился к жене в больницу, у нее было небольшое воспаление легких. Он проводил меня до выхода, я обычно пожимал ему руку, а тогда очень спешил, махнул на прощание и убежал. Вечером его увезли в больницу, но было поздно, опоздали на несколько часов. Если бы утром я обратил внимание на вздувшиеся суставы пальцев, то сейчас он был бы жив. А я спешил.

Прокеш замолчал, поморгал глазами и снова заговорил спокойно, ровным голосом: