Деревянные четки - [78]

Шрифт
Интервал

Остановившись в дверях прачечной, мы наблюдали, как конверские монахини расстилают на столе одеяло и укладывают на него Рузю.

– Что с нею случилось? – в отчаянии воскликнула Йоася, заламывая руки.

– А вы зачем здесь? – Сестра Модеста отошла от стола и всех нас вытолкала за дверь. – Идите отсюда! У Рузи приступ. И чтобы ни одна из вас не вздумала больше приходить сюда!

Мы долго не ложились спать, поджидая Гельку и Зоську, но они всё не появлялись. Мы вслух высказывали различные предположения, что могло вызвать у Рузи приступ.

Пришла Владка. Она была страшно перепугана и ничего не могла толком объяснить нам. Узнали мы от нее только то, что Гелька и Зоська вызваны к матушке-настоятельнице, что матушка-настоятельница ужасно на что-то сердится и что она запретила Гельке и Зоське говорить о чем-то, а о чем именно, – этого она уж не знает.

Так и не дождавшись возвращения Гельки и Зоськи, мы заснули, но сон был у нас в эту ночь очень беспокойным и тревожным. Он не принес нам никакого отдыха.

А утром Рузи уже не было в прачечной. На той же самой телеге, на которой она ездила за квестой, ее отправили в больницу. "Для операции кишки", – пояснила нам сестра Модеста, делая особое ударение на слове "кишки".

В течение нескольких дней только и разговоров было у нас, что о Рузиной слепой кишке, об операции да о том, какую еду получает Рузя в больнице.

Во время таких разговоров Зоська многозначительно вздыхала и корчила двусмысленные мины. Гелька же хмуро и упорно молчала.

Несколько дней после того, как наши вернулись с квесты, я помогала Сабине чистить подсвечники в старом костеле. Был уже вечер. Сабина пошла в приют за тряпкой. Сидя на ступеньке лестницы-стремянки и начищая до блеска подсвечники, я раздумывала над той огромной переменой, которая произошла в Гельке и в ее поведении. Из веселой, легкомысленной она превратилась в задумчивую, беспокойную и раздражительную, словно ее угнетал тайный страх перед чем-то, что для всех нас оставалось загадкой.

Я знала причину этой перемены, а так как Гельку любила я больше всех других девчат, то сердце мое было наполнено самым искренним к ней сочувствием. Бедняжка! Ее угнетала мысль, что в середине учебного года вдруг обнаружатся ее школьные и нешкольные "грешки". Страшно было подумать, что станет с нею, когда обо всем этом узнает матушка-настоятельница.

Услышав в костеле шаги, я сказала, не поворачивая головы:

– Ты, Сабина, берись за главный алтарь, а мне оставь боковые.

Ответа на мое предложение не последовало. Я в недоумении обернулась. Посередине костела стоял и беспокойно осматривался по сторонам стройный черноволосый паренек. Тот самый, которого я уже видела неоднократно. На этот раз, однако, он не выбежал из костела, заметив мой испуганный взгляд.

Не переставая тревожно осматриваться по сторонам, он спросил приглушенным голосом:

– Они уже приехали?

– Да, – прошептала я в ответ.

– А она… вернулась?

– Конечно, вернулась. А вы… вы… – Я заколебалась, боясь, как бы не вошла в этот момент в костел Сабина. – Вы хотели бы с ней увидеться? Она пошла в пекарню за хлебом.

Он взглянул на меня как-то подозрительно – по крайней мере, мне так показалось – и, судя по всему, растерялся. Несколько минут он собирался с духом и наконец рискнул спросить главное:

– Она… здорова?

– Ну да! Совершенно здорова.

Уверяя его в этом, я, однако, тут же вспомнила, что Гелька вернулась с квесты сильно простуженная. Поэтому, смущаясь, я добавила:

– То есть не очень, потому что немного кашляет. Но это у нее пройдет.

Паренек мял в руках шапку, всё не решаясь уйти.

– Я сюда еще приду, – сказал он вдруг. – Да, через час! Пусть она меня здесь подождет.

И он поспешно выбежал из костела.

Вскоре вернулась Сабина.

– Подожди немного! – крикнула я ей и бегом помчалась к приюту.

Гельку я застала в столовой. Она сидела над раскрытой книжкой, подперев рукой подбородок. По ее неподвижному взгляду было видно, что она не читает и даже не видит и не слышит, что делается вокруг нее.

– Геля!

Она неохотно подняла голову.

– Пойдем со мною во двор. Я должна обязательно кое-что сказать тебе.

Она захлопнула книжку и вышла со мною на кухонную лестницу.

– Геля, я видела его, – прошептала я, беря ее за руку. – Спрашивал о тебе и страшно беспокоился.

– Кто спрашивал?

– Ох, не притворяйся ты! – сердито воскликнула я, чувствуя, что мы начинаем тратить время попусту. – Я ведь и так всё знаю! Это не значит, что я подслушивала специально, но так уж получилось, что я всё слышала. А его я видела уже несколько раз. Помнишь, когда мы шли по улице, а он стоял возле почты со своими приятелями? Ты и Рузя были тогда в одной паре впереди меня. И он смотрел на вас. Так вот он пришел узнать, вернулись ли вы с квесты. Очень хочет увидеться с тобой.

– Но ведь я ничего не смогу сказать ему о ней, – с печалью в голосе прошептала Гелька. – Даже мне нельзя навестить ее в больнице.

– В больнице?

– Ну да. Ведь Рузя же еще там лежит.

Я замолкла, не будучи в состоянии сказать что-либо членораздельное от того безмерного удивления, которое овладело мною. Какие-то смутные нехорошие догадки начали витать в моем возбужденном мозгу, но я, чтобы сразу же избавиться от них, спросила Гельку:


Еще от автора Наталия Роллечек
Избранницы

Писательница вводит нас в обстановку женского католического монастыря, содержащего приют для девочек-сирот, но больше похожего на каторжную тюрьму. Наталия Роллечек мастерски рисует портреты многих обитателей монастыря и приюта — монахинь Алоизы, Зеноны, матушки-настоятельницы, воспитанниц Гельки и Сабины, Йоаси и Рузи, Янки, Зоськи, Сташки и многих других. Картины беспросветной нужды, окружающей сирот, постоянного духовного насилия над ними со стороны монахинь — суровый приговор церковно-католическому мракобесию, свившему свои осиные гнезда в многочисленных монастырях Западной Европы.


Рекомендуем почитать
Музыкальный ручей

Всё своё детство я завидовал людям, отправляющимся в путешествия. Я был ещё маленький и не знал, что самое интересное — возвращаться домой, всё узнавать и всё видеть как бы заново. Теперь я это знаю.Эта книжка написана в путешествиях. Она о людях, о птицах, о реках — дальних и близких, о том, что я нашёл в них своего, что мне было дорого всегда. Я хочу, чтобы вы познакомились с ними: и со старым донским бакенщиком Ерофеем Платоновичем, который всю жизнь прожил на посту № 1, первом от моря, да и вообще, наверно, самом первом, потому что охранял Ерофей Платонович самое главное — родную землю; и с сибирским мальчишкой (рассказ «Сосны шумят») — он отправился в лес, чтобы, как всегда, поискать брусники, а нашёл целый мир — рядом, возле своей деревни.


Замазка. Метро

Стекольщик поставил новые окна… Скучно? Но станет веселей, если отковырять кусок замазки и … Метро - очень сложная штука. Много станций, очень легко заблудиться… Да и в эскалаторах запутаться можно… Художник Генрих Оскарович Вальк.


Внучка артиллериста

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


На школьном дворе

Что будет, если директор школы вдруг возьмет и женится? Ничего хорошего, решили Демьян с Альбиной и начали разрабатывать план «военных» действий…


Красный ледок

В этой повести писатель возвращается в свою юность, рассказывает о том, как в трудные годы коллективизации белорусской деревни ученик-комсомолец принимал активное участие в ожесточенной классовой борьбе.


Новый дом

История про детский дом в Азербайджане, где вопреки национальным предрассудкам дружно живут маленькие курды, армяне и русские.