Дерево растёт в Бруклине - [159]
Фрэнси пошла в спальню, подняла матрас и достала квадратный пакет из желтоватого картона и свой дневник, который от случая к случаю вела после тринадцати лет. Встав на колени перед ящиком, она наугад открыла дневник и попала на запись 24 сентября трехлетней давности.
«Сегодня я принимала ванну и обнаружила, что становлюсь женщиной. Пора уже».
Фрэнси усмехнулась и положила дневник в ящик. Взглянула на пакет, на нем было написано:
Содержимое:
Конверт, вскрыть в 1967 году.
1 диплом.
4 рассказа.
Те четыре рассказа, которые мисс Гарндер велела сжечь. Ах да. Фрэнси вспомнила, как поклялась Богу, что больше не будет писать. Она не хочет маминой смерти. Она сдержала клятву. Но теперь она немного лучше понимает Бога. Она уверена, что Он не будет против того, чтобы она начала писать снова. Да, может, и наступит такой день. Фрэнси вложила свой читательский билет в пакет, добавила его к списку содержимого и опустила пакет в ящик. Вот и все. Все ее имущество, кроме одежды, в этом ящике.
Нили взбежал по лестнице, насвистывая новую песенку. Он влетел на кухню, срывая на ходу пальто.
– Ужасно спешу, Фрэнси. У меня есть чистая рубашка?
– Есть, но только неглаженая. Сейчас поглажу.
Пока утюг нагревался, она побрызгала на рубашку водой и положила гладильную доску на два стула. Нили достал из шкафа ваксу и щетку для обуви и стал полировать и без того начищенные до блеска ботинки.
– Идешь куда-то? – спросила Фрэнси.
– Да. Шоу скоро начнется. Выступают Ван и Шенк. Братцы, как Шенк поет! Он сидит за фортепьяно вот так.
Нили присел за кухонный стол и продемонстрировал, как сидит его кумир.
– Сидит боком, скрестив ноги, сам смотрит в зал. И левый локоть кладет на пюпитр, а правой рукой перебирает клавиши и поет.
И Нили изобразил, как его кумир поет «Когда ты вдали от дома».
– Да, он красавчик. Поет, как папа… примерно.
Папа!
Фрэнси отыскала на рубашке ярлык с эмблемой профсоюза швейников и погладила его в первую очередь.
(«Эмблема профсоюза, она как украшение… вроде розы в петлице».)
Ноланы на всех вещах, которые покупали, искали профсоюзную эмблему. Так они чтили память Джонни.
Нили посмотрелся в зеркало, которое висело над раковиной.
– Как ты думаешь, мне побриться? – спросил он.
– Через пять лет обязательно.
– Да заткнись ты!
– Не-говорите-друг-другу-заткнись, – сказала Фрэнси, подражая голосу Кэти.
Нили улыбнулся и начал намывать лицо, шею, руки. Он мылся и напевал: «Тайна Востока в твоих очах».
Фрэнси сосредоточенно гладила.
Наконец Нили облачился для выхода. Он стоял перед Фрэнси в двубортном синем костюме, свежей белой сорочке с отложным воротником, галстук в горошек. После мытья он излучал чистоту и свежесть, а кудрявые золотистые волосы блестели.
– Как я выгляжу, Примадонна?
Он застегнул пальто с небрежным изяществом, и Фрэнси заметила у него на пальце папино кольцо с печаткой.
И тут Фрэнси убедилась, что бабушка Ромли была права – женщинам из рода Ромли дано видеть после смерти тех, кого они любили. Фрэнси увидела своего отца.
– Нили, а ты помнишь «Молли Мэлоун»?
Он положил руку в карман, повернулся в профиль и запел:
Папа… Папа!
Голос у Нили такой же чистый, глубокий. И красив он неправдоподобно! Так красив, что, когда идет по улице, женщины со вздохом оборачиваются вслед, а ведь ему еще нет и шестнадцати. Он так ослепителен, что Фрэнси рядом с ним чувствует себя бледной поганкой.
– Нили, по-твоему, я привлекательная?
– Слушай, почему бы тебе не помолиться святой Терезе? Тебя может спасти только чудо.
– Я серьезно.
– Почему ты не делаешь стрижку и завивку, как все девушки, а носишь на голове эту башню?
– Из-за мамы. Жду, когда мне исполнится восемнадцать лет. Ты скажи, я симпатичная?
– Спроси снова, когда немного потолстеешь.
– Пожалуйста, скажи.
Он пристально посмотрел на нее и сказал:
– Годишься.
Ей ничего не оставалось, как этим удовольствоваться.
Он говорил, что спешит, но сейчас почему-то медлил.
– Фрэнси! Макшейн… то есть дядя, он придет сегодня на ужин. После ужина я уйду на работу. Завтра днем венчание, а вечером празднование, на новой квартире. В понедельник утром я уйду в школу, а у тебя днем поезд, ты уедешь в Мичиган. У нас не будет времени попрощаться с глазу на глаз. Поэтому я говорю тебе сейчас: «До свидания».
– Я приеду на Рождество, Нили.
– Это другое.
– Знаю.
Он помолчал. Фрэнси протянула ему правую руку. Он отвел ее руку, обнял сестру и поцеловал в щеку. Фрэнси прижалась к нему и расплакалась. Он отстранил ее.
– Нет, девчонки доконают меня. Вечно у них слезы наготове, – проворчал он, но голос его дрожал, словно он тоже вот-вот заплачет.
Он повернулся и выбежал из дома. Фрэнси вышла на площадку и смотрела сверху, как он сбегает по лестнице. Внизу, опустившись на дно темного колодца, он остановился и обратил к ней свое лицо. Казалось, оно излучает свет.
Как он похож на папу… как похож, думала Фрэнси. Но в его лице чувствуется больше воли. Он помахал ей и вышел на улицу.
Четыре часа.
Фрэнси решила сначала одеться, а потом заняться ужином, чтобы все было готово к тому моменту, когда Бен зайдет за ней. Они пойдут смотреть «Человека, который вернулся» с Генри Халлом, Бен купил билеты. Это их последняя встреча, до Рождества они больше не увидятся. Бен завтра уезжает в колледж. Ей нравится Бен. Ей очень нравится Бен. Ей очень хочется полюбить его. Если бы только он не был так в себе уверен. Если б он заколебался, оступился, совершил ошибку – хоть раз. Если бы почувствовал нужду в ней. Впрочем, хватит. У нее в запасе пять лет, чтобы все обдумать.
