Дерево-призрак - [7]

Запах сумел просочиться в ее раздраженные мысли о службе по отлову животных – их всегда приходилось ждать целую вечность, что казалось миссис Шнайдер абсурдным, если учесть, каким маленьким городком был Смитс Холлоу, – и женщина прикрыла рукой нос и рот, судорожно глотая воздух. Запах был ужасный, даже хуже ужасного, и на секунду она предположила, что там умер целый олень.

Туча мух поднялась над покрытой травой небольшой канавкой, что пролегала у опушки леса. С крыльца миссис Шнайдер не было видно, вокруг чего роились насекомые, и она глубоко вздохнула.

Придется пойти посмотреть, но приближаться к источнику вони, чем бы он ни был, не хотелось. Однако женщина знала, что если позвонить в службу отлова животных с расплывчатым «что-то умерло у меня в саду», то дерзкая сотрудница диспетчерской Кристи Галлагер обязательно заявит, что они не имеют права посылать специалистов, пока не будут уверены в том, что дело именно в животном.

«Ну и нахалка», – сказала про себя миссис Шнайдер, используя выражение, которое всегда использовала ее мать, чтобы описать молодую наглую персону.

Женщина достала из сумочки белый хлопковый платочек, капнула на него немного духов Estée Lauder и прикрыла нос и рот.

Миссис Шнайдер собиралась было положить сумочку на крыльцо, но передумала. Кто угодно мог пробраться через ворота сада, пока она стоит к ним спиной, и сбежать с ее чековой книжкой и кошельком. В конце концов, район был уже совсем не тот, что прежде.

Крепко ухватив сумочку правой рукой, а левой прижимая к носу надушенный платок, женщина осторожно шагнула к черной жужжащей туче мух. Она так глубоко погрузилась в переживания о грядущих неудобствах – придется отложить поход к Фрэнку, пока служба по отлову животных не явится, – что и не заметила, как наступила на лужицу крови.

Миссис Шнайдер ощутила липкость под носком теннисных туфель, подняла ногу и увидела окровавленную подошву. Она скривила нос в отвращении. Этот зверь что, истек кровью прямо в ее саду? Придется выкинуть обувь, а ведь это были довольно хорошие туфли.

Теперь она внимательно следила за дорогой, выбирая, куда ступить между брызгами крови. Затем в ее периферийное зрение закралось что-то, что женщина не могла опознать. Точнее могла, но не хотела верить, что это действительно то, чем кажется.

Миссис Шнайдер охнула, подняла глаза и увидела то, что валялось впереди, – точнее, то, что валялось везде вокруг – выронила платок и начала кричать, и кричать, и кричать.

4

София Лопез закрепила простыню прищепкой и прокрутила веревку, чтобы повесить еще одну. Она считала, что не существует на свете ничего приятнее, чем спать на белье, просохшем на свежем воздухе в лучах солнца. Женщина вытерла пот со лба о предплечье. В такую жару все высохнет мгновенно.

– Мама, – ее старшая дочь Валерия стояла у сетчатой двери, ведущей на кухню, – можно мне зефирку?

София с подозрением посмотрела на девочку. Вал было одиннадцать лет, и она обожала ставить химические опыты, так что у матери были все основания полагать, что зефир та есть не планирует. Скорее всего, он превратится в липкую лужу на полу спальни или в столб дыма из окна.

– Для чего тебе? – спросила София.

– Ну… – ответила Вал, обводя ножкой узор напольной плитки. – Для одного, знаешь, эксперимента.

– Эксперимента, – без эмоций повторила София. – Для эксперимента требуется огонь?

– Ну… – опять ответила Вал.

Из глубин дома до Софии донеслись крики второй дочери Камилы, ссорившейся с двоюродным братом Даниэлем. Ребятам было по восемь лет, и выглядело так, будто им всегда одновременно хочется одного и того же.

– Иди погляди, что там у них, – сказала мать, возвращаясь к простыням.

– Но зефирки… – протянула Вал.

– Когда я закончу, ты мне расскажешь, что именно планируешь с ними делать, и тогда я решу.

Вал вздохнула и пошла разнимать сестру и кузена.

София поощряла увлечение старшей дочери наукой, но ей надоело постоянно опасаться, что однажды та спалит дом. Женщина мечтала отыскать какое-то место, где девочка могла бы ставить опыты, какие ее душе угодно, в идеале – под присмотром человека со степенью по химии.

Но в Смитс Холлоу таких мест не существовало. В Чикаго – возможно, но они уехали из Чикаго, чтобы всем было комфортнее, и теперь Валерия могла проводить опыты на заднем дворе, а не в тесной трехкомнатной квартирке.

Что бы там ни думала Старая Расистка из дома напротив про Софию, ее мужа Алехандро, его брата Эдуардо и его жену Беатрис, они не приехали из Мексики. Они родились и выросли в США, а их родители иммигрировали легально.

И я никогда ей об этом не скажу. Пусть думает, что хочет.

Алехандро десять лет отслужил в полицейском управлении Чикаго, а София, Эдуардо и Беатрис работали на заводе по производству печенья «Набиско» в юго-западной части города. Эдуардо и Беатрис с сыном Даниэлем жили напротив Софии и Алехандро – в одном многоквартирном доме в пригороде Блю-Айленд, и все они брали разные смены, чтобы следить за детьми.

Но взрослые всегда ощущали, что в городе им успеха не добиться: денег больше не становилось, и они даже не могли мечтать о покупке дома. А вот в Смитс Холлоу они жили всемером, но места все равно было несравнимо больше, чем в Чикаго. Уже одно лишь то, что у Камилы и Валерии теперь были свои спальни, помогало Софии не сойти с ума: еще одна ссора на тему «Почему ее вещи валяются на моей половине комнаты?» закончилась бы нервным срывом.