Дерево даёт плоды - [56]
— Только быстрей, ради бога!
Мужчина накинул на белье камуфлированную плащ — палатку и помчался к Прокопюку, между тем Шатан, припомнивший, словно в внезапном озарении, трассу, знакомую по первой поездке, обдумывал план дальнейших действий. Немцы либо разбились об рух. нувший мост, где‑то в получасе езды отсюда, либо поплыли дальше, потеряв, однако, ценное время на преодоление затора, или уже пристали к берегу, высадились и пустили баржи по течению. Дорога была каждая минута. Если бы удалось предупредить по телефону милицейские посты и местных жителей!
— Есть машина! — крикнул Блондин.
Прокошок подогнал к дому воинский «фольксваген» с деревянным кузовом. Мы вскочили в машину и, когда она тронулась, подробно объяснили цель нашей погони. Прокопюк, демобилизованный танкист, вел машину лихо, но уверенно. Время от времени он притормаживал и освещал фарами реку, пустынную и разлившуюся. И он принимал в расчет разрушенный мост, пролеты которого рухнули в воду, оставив лишь узкую горловину между опорами. Поскольку шоссе пролегало теперь по высокой насыпи у самой реки, мы мчались на предельной скорости, до боли в глазах напрягая зрение. К счастью, ливень обогнал нас, и видимость улучшилась настолько, что можно было различать крупные предметы. Прокопюк протянул нам пачку сигарет, мы осторожно, чтобы не замочить их, закурили и после нескольких глубоких затяжек прониклись уверенностью, что все обойдется.
В длинных лучах фар я увидел впереди какую‑то изломанную линию, и тут же машина сбавила скорость.
— Вот они, — шепнул Прокопюк. — Не ожидают нас, верно?
— Возможно. Выключай мотор.
Мы уже освоились с одеревеневшей от сырости одеждой, но, когда я вылезал из машины, зубы у меня выбивали дробь. Баржи действительно остановились у затора, образованного взорванным мостом; неприкаянные, они стучали бортами о металлический остов, выступавший из воды словно огромная лестница. Только и всего удалось разглядеть при свете фар. Но где же немцы? Если на баржах никого нет, значит, экипажи покинули их раньше, где‑то высадились и, уж конечно, не посреди реки. Не верилось, что эти пожилые люди преодолели вспученную реку вплавь.
Вместе с товарищами я сбежал вниз, а Прокопюк осветил берег и мост. Все баржи были налицо, сгрудившиеся в том месте, где между стальными конструкциями, опорами, грудами бревен и принесенными течением обломками домов просматривался свободный проход. Баржи, как живые существа, искали выхода, сталкивались, расходились, пятились, чтобы снова ринуться на преграду. «Они раздавят, разобьют друг друга, — подумал я. — Через мгновение пойдут на дно вместе с грузом. Что делать?»
— Можно расчистить путь, но тогда они уплывут к черту на рога, — сказал Прокопюк. — Или пробить еще одну брешь, чтобы течение успокоилось. Тогда не будет такой болтанки и баржи, возможно, уцелеют.
Ветер принес слабый голос, зовущий на помощь, мне показалось, что я слышу: «Hilfe!»[13]
— Съезжу посмотрю, — решил Прокопюк. — И вы полезайте в машину, иначе совсем размокнете. Надо взять людей из деревни, тросы привезти, речников поискать. Сматываемся, от одного глядения толку не будет.
Мы медленно ехали назад, пока не повторился крик: «Hilfe!» На берегу лежал с раздробленной ногой немец из нашей команды.
— Где остальные? — спросил я, когда его перенесли в машину. — Говори правду, предатель, где твои дружки?
— Не знаю. Мы выскочили по сигналу, берег был близко, герр Ио… близко, но меня снесло в сторону. Камнем придавило. Спасите меня, спасите! Больно! Больно!
— Что вы задумали?
— Пустить баржи на мост и вернуться.
— Едем, — заторопился Прокопюк. — Положите его на пол, в деревне перевяжут.
— Постойте, постойте, что‑то мне не верится, чтобы на всякий случай эти старые мошенники не назначили места встречи. Пугни‑ка его, Роман, — заговорил Шатан.
Я схватил немца за мокрые волосы и приподнял его голозу.
*— Мы уедем, а ты останешься, — сказал я ему. — >Думал нас одурачить, дружкам хотел помочь, не так ли?
— Не бросайте меня, господа! Я хочу жить!
— Где место встречи?
— Не могу сказать, не могу!
— Включайте мотор и садитесь. Не хочет говорить, но наверняка скажет, когда увидит, что мы уезжаем.
Я повторил вопрос, на этот раз раненый, заикаясь, пробормотал правду, точно указав сборный пункт, где немцы условились встретиться, если их рассеет, и ждать до рассвета. Теперь мы могли вернуться в деревню. Дождь почти прекратился, но туман окутывал землю и все более сгущался, а когда мы достигли деревни, видимость сократилась до расстояния вытянутой руки. Пока Прокопюк, колотя в обломок рельса, подымал по тревоге солдат — переселенцев, мы выжали куртки и рубашки, растерлись водкой и выпили для сугреву по кружечке. Постепенно сходились люди, большинство в солдатских мундирах и трофейных плащ — палатках.
— Родные, помогите! — просил Шатан. — Надо спасти баржи, на них продовольствие для рабочих и машины. Надо найти этих мерзавцев, иначе мы не доберемся до цели. Надеюсь, вы не хотите, чтобы немцы остались в выигрыше. Я секретарь партийной организации, а он, — Шатан показал на меня, — вы даже не представляете кто. И нас дожидаются голодные, они убить могут, если мы вернемся с пустыми руками, и будут правы.
Книга в 1973 году отмечена I премией на литературном конкурсе, посвященном 30-летию Польской рабочей партии (1942–1972). В ней рассказывается, как в сложных условиях оккупации польские патриоты организовывали подпольные группы, позже объединившиеся в Польскую рабочую партию, как эти люди отважно боролись с фашистами и погибали во имя лучшего будущего своей родины.
В детстве она была Софьей Олелькович, княжной Слуцкой и Копыльской, в замужестве — княгиней Радзивилл, теперь же она прославлена как святая праведная София, княгиня Слуцкая — одна из пятнадцати белорусских святых. Посвящена эта увлекательная историческая повесть всего лишь одному эпизоду из ее жизни — эпизоду небывалого в истории «сватовства», которым не только решалась судьба юной княжны, но и судьбы православия на белорусских землях. В центре повествования — невыдуманная история из жизни княжны Софии Слуцкой, когда она, подобно троянской Елене, едва не стала причиной гражданской войны, невольно поссорив два старейших магнатских рода Радзивиллов и Ходкевичей.(Из предисловия переводчика).
Роман «Серапионовы братья» знаменитого немецкого писателя-романтика Э.Т.А. Гофмана (1776–1822) — цикл повествований, объединенный обрамляющей историей молодых литераторов — Серапионовых братьев. Невероятные события, вампиры, некроманты, загадочные красавицы оживают на страницах книги, которая вот уже более 70-и лет полностью не издавалась в русском переводе.У мейстера Мартина из цеха нюрнбергских бочаров выросла красавица дочь. Мастер решил, что она не будет ни женой рыцаря, ни дворянина, ни даже ремесленника из другого цеха — только искусный бочар, владеющий самым благородным ремеслом, достоин ее руки.
Мрачный замок Лувар расположен на севере далекого острова Систель. Конвой привозит в крепость приговоренного к казни молодого дворянина. За зверское убийство отца он должен принять долгую мучительную смерть: носить Зеленый браслет. Страшное "украшение", пропитанное ядом и приводящее к потере рассудка. Но таинственный узник молча сносит все пытки и унижения - и у хозяина замка возникают сомнения в его виновности. Может ли Добро оставаться Добром, когда оно карает Зло таким иезуитским способом? Сочетание историзма, мастерски выписанной сюжетной интриги и глубоких философских вопросов - таков роман Мирей Марк, написанный писательницей в возрасте 17 лет.
О одном из самых известных деятелей Белого движения, легендарном «степном волке», генерал-лейтенанте А. Г. Шкуро (1886–1947) рассказывает новый роман современного писателя В. Рынкевича.
«На правом берегу Великой, выше замка Опочки, толпа охотников расположилась на отдых. Вечереющий день раскидывал шатром тени дубравы, и поляна благоухала недавно скошенным сеном, хотя это было уже в начале августа, – смутное положение дел нарушало тогда порядок всех работ сельских. Стреноженные кони, помахивая гривами и хвостами от удовольствия, паслись благоприобретенным сенцем, – но они были под седлами, и, кажется, не столько для предосторожности от запалу, как из боязни нападения со стороны Литвы…».
Тадеуш Ружевич (р. 1921 г.) — один из крупнейших современных польских писателей. Он известен как поэт, драматург и прозаик. В однотомник входят его произведения разных жанров: поэмы, рассказы, пьесы, написанные в 1940—1970-е годы.
В антологию включены избранные рассказы, которые были созданы в народной Польше за тридцать лет и отразили в своем художественном многообразии как насущные проблемы и яркие картины социалистического строительства и воспитания нового человека, так и осмысление исторического и историко-культурного опыта, в особенности испытаний военных лет. Среди десятков авторов, каждый из которых представлен одним своим рассказом, люди всех поколений — от тех, кто прошел большой жизненный и творческий путь и является гордостью национальной литературы, и вплоть до выросших при народной власти и составивших себе писательское имя в самое последнее время.
В сборник включены разнообразные по тематике произведения крупных современных писателей ПНР — Я. Ивашкевича, З. Сафьяна. Ст. Лема, Е. Путрамента и др.
Проза Новака — самобытное явление в современной польской литературе, стилизованная под фольклор, она связана с традициями народной культуры. В первом романе автор, обращаясь к годам второй мировой войны, рассказывает о юности крестьянского паренька, сражавшегося против гитлеровских оккупантов в партизанском отряде. Во втором романе, «Пророк», рассказывается о нелегком «врастании» в городскую среду выходцев из деревни.