Деревенские дневники - [7]

Почему-то придет на мысль: счастливчики те писатели, которые длинно пишут, им картошку сажать не надо.

За окном зима, морозы стоят такие, что воздух не шелохнется, а в избе тепло, на столе курится фаянсовая чашка кофе, который распространяет терпкий, ненашенский аромат, в каретке заправлен чистый лист бумаги, холодно-враждебный и какой-то выжидательный, как зима. Итак: счастливчики те писатели, которые длинно пишут, им картошку сажать не надо,- это соображение на поверку оказалось наваристым, продуктивным, хотя бы потому, что оно возбудило один коренной вопрос. Ведь еще и такие счастливчики бывают, которые в состоянии извлечь тему из того, что иные писатели длинно пишут, ибо нынче длинно писать нельзя. То есть можно, конечно, но это не в духе времени, и тут сам собой встает один коренной вопрос: представляет ли собой литература нечто неизменное, навеки закрепленное в единстве формы и содержания, или она развивается как знание, как наука, как, собственно, всё развивается?

С одной стороны, сколько существует литература, начиная от "Сказания о Гильгамеше", писатели вечно что-нибудь воспевают или же порицают сообразно понятиям своей молодости, и конца этой практике, кажется, не видать. Изредка им удается вывести аномальное явление психики в качестве так называемого нового человека, например, хитроумного идальго Дон Кихота Ламанчского, у которого потом появляются вольные или невольные последователи - смотря по симптоматике их чудес. Но гораздо чаще писатели просто отображают жизнь своего времени, чему-то симпатизируя, а чему-то нет, то есть с тенденцией, а также моделируют типичных представителей той эпохи, в которую им довелось пожить.

С другой стороны, литература за последнее столетие претерпела такую метаморфозу, что уже затруднительно определить ее направление и предмет. Скажем, про что написано "Муму" - ясно как Божий день, а вот возьмем "Доктора Живаго" - это попробуй сказать, про что... Во всяком случае, проза определенно расплевалась с функциями ей несвойственными, например, давно перестала искать ответ на вопрос "что делать?", потому что, в сущности, делать-то нечего, ничего ты не поделаешь с диалектикой природы - сиди и жди. По крайней мере проза достигла той степени зрелости, когда ей уже стало неинтересно отражать действительность и типизировать человека, когда для нее сделалась насущной фантазия, кратная реальности, явление - персонажу, художественная идея знанию о себе. Новая литература еще тем отличается от классической традиции времен Тургенева и "Антона-горемыки", что в техническом отношении на смену акварели пришло что-то вроде химической реакции, когда в реторту закладывается одно, а в результате получаешь совсем другое, причем это превращение может быть моментальным, в фазе какого-нибудь придаточного предложения, и поэтому собственно реакция как процесс, которая прежде представляла собою всё, альфу и омегу литературы, отступает на задний план.

Вот есть у Тургенева один сюжет, за смертной болезнью не воплощенный, на котором можно доходчиво показать различие между литературой сегодняшней и вчера... В поезде, следовавшем маршрутом Санкт-Петербург - Женева, познакомились две сестры-смолянки и молодой дворянин, кандидат Московского университета, который направлялся в Европу, что называется, просто так. Знакомство это продолжилось за границей, и скоро обе сестры по уши влюбились в своего давешнего попутчика, равноh как и он почувствовал себя влюбленным, вот только не мог понять, в которую из двоих. В конце концов это тройственное чувство стало настолько невыносимым, что кандидат, не желая окончательным выбором огорчить одну из сестер, собрался наложить на себя руки и тем самым решить вопрос. Но вдруг ему попадается на глаза газетное сообщение о начале гражданской войны в Америке, тогда он легко разбирается с сестрами, говоря, что долг либерально ориентированного человека выше личного счастья, пересекает Атлантический океан, вступает в борьбу за освобождение негров и скоро погибает в сражении как герой.

Разумеется, и сегодня на этот сюжет можно было бы сочинить предлинный роман с описаниями природы, как у Тургенева, с портретами персонажей, распространенными диалогами, где первое слово "здравствуйте", а последнее "до свиданья", только вот, спрашивается, зачем, если литературного вещества тут максимум на рассказ, да еще коротенький, да еще ироничный, как анекдот. Выглядело бы это примерно так...

"Сестры и кандидат

Однажды осенним московским вечером, когда уличное освещение у нас смахивает на свечное, в поезде, следовавшем маршрутом Москва - Таллин, судьба невзначай свела сестер Битюговых, Веру и Леру, учившихся в Тартуском университете, и Сергея Ивановича Мыслева, кандидата юридических наук, который направлялся в Эстонию развеяться и вообще. Долго ли, коротко ли молодые люди познакомились и разговорились о том о сем. Поскольку русские лю-ди не с погоды начинают, а сразу берут быка за рога, сначала потолковали о закате культуры, потом о кризисе монетаризма в России, а потом Сергей Иванович объявил:

- До чего же изменчива жизнь в нашей стране - это просто какой-то мрак! Мой прадед за свободу братьев болгар с турками воевал. Отец был капитаном НКВД. Я, помню, еще в пионерском галстуке ходил и почему-то думал, что Сталин вообще не пользуется уборной. А у моего младшего брата есть вилла на Корсике и израильский автомат!.. Я думаю, эта метафизика объясняется только тем, что русские - самый одаренный народ на свете, в смысле превращений как мастерства.