Деревенская околица. Рассказы о деревне - [52]

Ещё друзья у него допытывались:

— Василий Романович, скажи, только честно, что сейчас у тебя перетягивает, партийный выговор или этот орден?

Тот подумал-подумал и говорит:

— Перетягивает намолоченный хлеб.

«ГРАЖДАНИН ЯМЩИКОВ»

Сидит Володька Ямщиков на стульчике и нервничает. В кармане повестка в суд, а в ней чёрным по белому: «… к 11—00 в качестве ответчика по делу гр. Истомина Г. С.» Виду, конечно, не подаёт, а у самого кошки на душе скребут. Догадывается — дадут срок, как пить дать. Дадут по самое «не хочу». В лучшем случае «химия», как поселение. Ох, и дуролом! Зачем только связался с этим старым козлом?

Не боится суда Володька, да вся закавыка в том, что он уже по мелочи две ходки сделал туда, где нары и охрана с овчарками. Давно это было, по молодости и глупости, а вот сейчас семейному туда не с руки. Гадко на душе, не уютно, как будто летом в душном ельнике продираешься через чащу, а паутина и сухая хвоя сыпется за шиворот…

А вот и прокурора черти принесли. Зачем? Его дело рассматривается без прокурора, с обвинителем. Ох, злопамятный, зараза! Дело прошлое. У тех, кто зону потоптал, к блюстителям закона любви мало. Как-то в гараже по пьянке крыл матом «мусоров» и прокурора. Причём его называл «пухломордый Берия». (Прокурор был полным и носил маленькие круглые очки). Ясно, доброхоты передали. Вот Володька и смекает, что тот сейчас отыграется и припомнит ему «пухломордого».

А вот пожаловал и пострадавший «гр. Истомин». На его лице оскорблённое достоинство и здоровенный фонарь под глазом. Чтобы показать свою значимость и ценность обществу, он весь в медалях. И неважно, что в основном это юбилейные, а звенят-то, как настоящие. Его сопровождали сын Петька да дочь Клавка с зятем Петром Олеговичем, редактором районной газеты. Клавка, это по-деревенски, а вообще-то она Клавдия Глебовна, инструктор райкома. Уж эта своё не упустит, все рычаги в движение приведены, кому надо позвонила и всё уладила…

Зашли молча, зыркнули со злобой на Володьку и загудели про своё. Слышалось только приглушённое «бу-бу-бу», да как бичом: «рецидивист», «хам» и «покажем!» А потом уж в голос грозится стали: «Подарочек такой сделаем, чтоб до слёз чихнул».

У Володьки сердце зашлось и захолонуло: «Каюк тебе, парень! Здравствуйте мои урки питерские, сокамерники ненаглядные, принимай пополнение…» А вот уже требуют уважения:

— Встать! Суд идет!

У каждого своё место, Володька — на скамье дубовой, судья и народные заседатели — в президиуме, а любопытная публика, с десяток человек, в зале. Прокурор пришёл из интереса, следующим слушается дело по малолеткам. Ему любопытно взглянуть, кто его сравнивает с незабвенным Лаврентием Павловичем.

Слетелось воронье, заклюют до смерти. В зале, среди любопытных, отдельным табунком сидит Глеб Истомин — истец с группой поддержки. А Володька один как перст. От адвоката отказался, зачем? Он даже жене и в гараже никому не сказал, что идёт в суд, и может не вернуться. Чего суетиться.

Всю жизнь один, детдом да общага. Уже взрослым помнит — провожали в армию. У военкомата ждут автобуса. Визжит гармошка, очумелые, затурканные вниманием призывники, а вокруг провожающие, пьяные мужики. Смеются и плачут родители, хлюпают носами девчонки. Все обхаживают стриженых ушастиков, а он стоит один, и хоть бы кто подошёл, хоть бы кто слово тёплое сказал. Это уже потом появилась злость и ненависть к этим счастливым и сытым рожам. Трезвым ещё держался, а уж поддатый выступал по полной программе, за это два срока и схлопотал. Ладно. Чего уж там.

Судья, сразу видать, женщина строгая, ведёт своё дело круто: вопросы, ответы, уточнения, справки, характеристики. Заседатели больше молчат, да и что они в этом кумекают, если Нюрочка Кретова работает на почте, а Лапшин Виктор Иванович — слесарь с инкубатора. Избрали, вот и сидят.

— Гражданин Ямщиков, вы признаёте себя виновным в том, что 15 февраля избили гражданина Истомина, и ещё утопили в реке его ружьё?

Встал Володька, долго смотрел на Глеба и выдавил:

— Да, признаю.

— За что вы избили гражданина Истомина?

— Потому что он шкура, таких давить надо!

— Вот-вот, товарищ судья, — запричитал Истомин с места, — если он так сейчас на суде себя ведёт, то можете представить, что он там на реке вытворял.

— Истомин, помолчите, вам слово дадут, — осадила его судья.

А тому неймётся, подпрыгивает: «Я кровь проливал на фронте, защищал родину и таких, как этот…»

Побледнел Володька, повернулся, и так резанул взглядом Глеба Истомина, что тот осёкся:

— Ты, дядя, не меня защищал, ты свою шкуру в обозе берёг. А меня защитил отец и остался под Ленинградом. Кто родину защищал, те не вернулись. Это вы, обозники да штабисты живые остались и своим деткам высшее образование дали. А нам: детдом, колония да тюрьма. Вот и вся академия.

— Давайте по существу, не отвлекайтесь, — перебила судья.

Прокурор сидел, не вмешиваясь, но вдруг спрашивает:

— Зоя Михайловна, вы разрешите вопрос обвиняемому.

— Пожалуйста — разрешила судья.

— Гражданин Ямщиков, скажите всё-таки — почему вы избили Истомина? Личная неприязнь или было что-то другое?

— Что вы меня спрашиваете, я же уголовник, мне веры на копейку. Вы лучше его спросите, пусть он сам расскажет. Он же сознательный, фронтовик и коммунист.