Деревенская газета - [8]

«Получил я вашу газету и с нетерпением распечатываю. Читаю и, во-первых, нахожу, что там моей жене какой-то ротный пишет, как он среди поцелуев засыпает… Во-вторых, в газете пишет и дьячок, и пономарь, и какой-то Ерыгин, у которого я будто перестрелял собак… Об этом я с ним лично потолкую… Теперь позвольте у вас спросить: кто сочинял у вас слухи?.. Я знаю, что это вы… Так вот как я с вами поступлю!.. Так как вы газету свою раскидали на постоялые дворы и, одним словом, по всему уезду, – то я, значит, как опубликованный, имею для вас один гостинец… Вы увидите его после… я не оставлю вас так…»

– Хорошо? – спросил Галкин. – Вот другое… от Куропаткина: «Федор Семеныч!.. Что вы, взбесились? Пишете на весь свет, что моя жена родила двойню!.. Я отказываю вам от своего дома… Ведь это – я не понимаю!..»

– Вот третье, – от помещицы Сундуковой: «М. г. Федор Семеныч!.. благодарю!.. благодарю!.. Как я рада, что вы задели Акулину Васильевну!.. Это сэ врэ – превосходно… Как будет этим довольна Хоботова!.. Муж мой просил передать вам благодарность за то, что вы поместили – о его неприятеле и сердечном враге Воронине, который сломал себе шею… Он вам от себя напишет после… Он поехал в город… Прощайте… Цалую листки вашей газеты…»

Галкин прочитал четвертое письмо от помещика Ужина.

«Господин Галкин! Вы отчего не поместили моей брошюры насчет Ерыгина?.. Что я его называю стервой и пр., так вы и поцеремонились?.. Нет, вы не церемоньтесь!.. Я с вами разделаюсь. Брань других вы помещаете, мою нет!.. Я вам сюрпризец приготовлю… Поверьте, я свое слово сдержу… черт возьми…»

Наконец, было пятое письмо, Ерыгина:

«Федор Семеныч! Завтра у Кобелева вечер: будут все… Приезжайте непременно… будем строить планы насчет второго нумера… Я и Кобелев тискаем вас в своих объятиях за вашу милую газету и от души благодарим, что вы наши статьи поместили и ни словечка из них не выкинули. Браво!.. Россия, вперед! Вы говорили правду в объявлении: да здравствуют Северо-Американские Штаты… То есть я до сих пор не пойму: каким это образом вам взошла такая идея! Ну, да после… Одним словом, гласность, гласность!.. Я вам столько чудес открою… Приезжайте же!..»

Приехав от регента домой, Галкин еще получил два письма: одно было от помещика Чухина, жившего очень далеко от Галкина.

«Поздравляю вас, Г. Галкин, с успехом!.. Каким-то образом в нашу окрестность залетела ваша газета и произвела такой взрыв, что до сих пор, – когда я пишу эти строки, – дым и чад не перестает… Просто битва на Куликовом поле… Многие узнали в обличениях ваших себя… Один говорит, что я действительно у какого-то дворника зуб выбил, другой, что он сломал себе шею, – и пр. Но главное, все кричат, что вы ренегат, что вы хотите против своих же открыть полную гласность да заставить читать мужиков и т. д. Целая гурьба хочет ехать к вам… Но некоторые обещаются жаловаться губернатору… Между всем этим идет спор такой ожесточенный, что многие подлетают во время прений друг к другу с красными лицами… Прощайте – вы гениальную штуку выкинули».

Помещица Хоботова писала:

«Прекрасный Федор Семеныч!.. Мой муж сердит на вас, как зверь какой!.. Но это ничего… Не ослабевайте, – (спасибо вам за Акулину Васильевну). Я вас еще кое о чем попрошу… А мужа моего не бойтесь… Я его укрощу мигом!.. Он ручной… жаль, что глуп непомерно… Он ныне утром все рылся в своем кабинете, звенел и громыхал чем-то… а вечером говорил: „Он, говорит, зарядил в меня гласностию, а я заряжу в него пулею…“ Не пугайтесь!.. Завтра у Кобелева вечер, приезжайте, я там буду… От всего сердца жму вам руку…»

Галкин, сидя один в своей комнате, смотрел в потолок и самодовольно улыбался.

VIII

На другой день вечером Галкин был у Кобелева, который ждал к себе гостей; Ерыгин, помещица, любившая русские песни, помещица Сундукова с четырьмя дочерьми – были уже там. Первым делом Галкин прочитал Кобелеву и Ерыгину письма, полученные им от писателей.

– Это вздор! – кричал Ерыгин, – продолжайте!.. продолжайте!.. на этих господ нечего смотреть. Они себя не понимают, где же им понять благородную цель газеты?..

– А какова моя статья о воспитании? – спросил Кобелев.

– Славная! – воскликнул Ерыгин. – И так вы всё говорили о воспитании… вдруг – вор!.. Все равно как я: говорил о невежестве мужиков, вдруг – цап!.. на собак и свернул…

– Действительно, – подтвердил Галкин, – вы изложили мило!.. А что же, вы приглашали к себе нынче кого-нибудь?

– Как же! всех поголовно, – сказал Кобелев. – Я даже врага своего, Куропаткина, пригласил. Хоботову написал, что Ерыгин у меня не будет – приезжайте; Куропаткину, что вы не будете; Загвоздкину, что Ерыгин не будет… Ерыгину, что Хоботов не будет… Ерыгин не боится встречи с своим приятелем.

Наконец, гости все съехались, а именно: Хоботов, которого насильно привезла жена и который, никому не кланяясь, прямо засел в угол и принялся курить трубку, Куропаткин, который, завидев Галкина, пошел от него в сторону, да и хозяину почти не поклонился, как несправедливо обвиненный им в покраже сена… Наконец, офицеры, в числе которых был ротный и Загвоздкин, несколько избегавший дам как сочинитель неблагопристойных стихов.