Департамент налоговой полиции - [64]

А в настоящем перед ним багровел Буслаев.

— Мальчишка, — наконец процедил он. — Сопляк! Да как ты смеешь так разговаривать со мной! Ведь я могу упечь тебя туда, где ад покажется раем.

От приглашения в ресторан до угрозы — полторы минуты. Да, это стиль отношений среди «новых русских». Или улыбайся, или исчезни. Но не высовывайся. Тем более со своим мнением, которое никого не интересует.

— А вот это ты зря, — удивляясь себе, спокойно усмехнулся на угрозу Иван. Удивился своему спокойствию, и, странное дело, именно спокойствие прибавило ему уверенности в себе и… наглости. — Как бы самому не пришлось испытать то же самое.

Не попрощавшись, не заботясь, как это выглядит со стороны, Иван резко повернулся и вышел из офиса. С места сорвал машину — подальше от этого дома. Пролетел несколько кварталов по Хорошевке, свернул на Куусинена и затормозил около парка, открывшегося вдруг по правой стороне улицы.

Несколько минут сидел в машине, бесцельно и ничего не замечая, глядя вперед. Потом вылез из «БМВ», провел рукой по шоколадному горбу крыши и тут же пнул ногой по колесу. Шурша опавшими листьями, пошел в парк. Поймал себя на мысли, что очень давно не бродил вот так, бесцельно, среди деревьев. Чтобы никуда не спешить. Никого не догонять и ни за кем не гнаться. Никого не ждать, чтобы после встречи вновь куда-то мчаться, кого-то догонять, что-то устраивать, подстраивать, состыковывать, переделывать. Какое, надо думать, счастье выпадает карете, когда у нее ломается колесо…

А счастливых, если их определять по такому признаку, оказалось немало: по парку бродили парочки, молодые мамаши с детьми. Сидело много шахматистов. Читателей книг и газет. И просто таких, которые бесцельно рассматривали прохожих. Если на обретение счастья влияет наличие деревьев, то всю Москву вместо ларьков с красивой, но дешевой заграничной мишурой нужно засадить деревьями. Чтобы люди вдруг замедлили шаг, остановились. Теряет не только тот, кто опаздывает, но и тот, кто всюду вроде бы успевает. И еще неизвестно, кто в накладе, кто в выигрыше…

Чувство опустошенности, принесшее в то же время и облегчение, пришло от известия, что Борис жив. На Петровке ли, в сетях Буслаева — но жив. Может быть, когда-нибудь он даже отдаст ему обратно часы. Или не отдавать? Взять и разбить. Или выбросить. Потерять. Но прервать наконец эту долгую, самую длинную нить, которую он когда-либо знал в своей жизни.

Достал часы, долго всматривался в циферблат, в каллиграфическую надпись имени своей жены. Какую надежду давала она Борису? Зачем давала? Или это просто юношеский, без заглядывания вперед, порыв? Лично он и думать забыл об этом подарке, а Борис столько лет берег его. Возвел в символ. Как‑то он теперь без своего талисмана? А не получалось ли так, что он Борису тоже мешал в жизни? Ведь могла же появиться у него другая женщина, а тут поднимаешь руку с часами, чтобы назначить ей свидание, а там напоминание — надежда…

Иван приложил часы стеклом к стволу липы, нажал пальцем. Стекло соскользнуло, вырвалось из‑под пресса и увлекло часы вниз. Листья, словно вода, сомкнулись над местом их падения, и Иван замер, раздумывая: стоит ли их искать или пусть так и останутся утерянными? Раз судьба выпала им не быть разбитыми, то пусть останутся потерянными. Девушку с циферблата достала-таки морская волна, накрыла собой.

Да, так лучше. Он оставляет надежду Бориса в ворохе осенних листьев. И пусть он идет теперь от призрачной надежды к своему реальному счастью. Так честнее перед всеми троими.

Чтобы не передумать, быстро, не оглядываясь и не запоминая место, Иван пошел в глубь парка. Ходил бесцельно, вроде бы даже возвращаясь к тем местам, где уже был, а может, это мамаши с колясками тоже перемещались и вновь и вновь попадались ему на пути. Затем он остановился и специально попытался найти ту осину, около которой упали часы. С облегчением понял, что не может.

И вновь его качнуло в другую сторону — захотелось бежать из-под этих деревьев. В город, к домам-коробкам и ларькам с дешевой заграничной мишурой, к сутолоке на тротуарах и дорогах. Вдруг подумал: а ведь в парки нельзя ходить людям, у которых муторно на душе. Деревья заставляют думать, в чем-то признаваться самому себе. Город же все это сбивает, не дает сосредоточиваться, сглаживает углы. Поэтому не нужно никаких деревьев вместо ларьков. Пусть будут отдельно они и отдельно парки. Нельзя выбивать людей из привычной колеи — не во благо это, только рождаются новые проблемы. Колесо даже в сломанной карете рано или поздно меняют, и она едет дальше…

Иван не заметил, как оказался возле машины. Он тоже едет дальше. Вот только куда? По времени — надо бы показаться в офисе, а еще в бассейне. Коротышка очень просил контролировать троицу, отобранную им среди пловцов. Вот к ним он и съездит. А еще возьмет с собой сына. Да, он возьмет с собой сына, пусть будет рядом…

Но больше, чем Витюшка, обрадовалась этому жена.

— В бассейн? С собой? — не верила она, бегая по комнатам и пытаясь быстрее собрать сыну сменное белье и полотенце.

Получалось, наоборот, дольше, но Иван терпеливо ждал. Уже больше месяца он не жил дома, больше месяца их с Надеждой войска находятся в повышенной боевой готовности. Достаточно последней искры, неточной интонации в слове, не говоря уже о поступке; и вспыхнет война, результатом которой станет уже не формальный, а реальный развод. С записью в паспорте. С дележом имущества и сына.