Департамент налоговой полиции - [34]

— Есть резон, — согласился полковник, не став сообщать, что еще утром он решил этот вопрос.

— Меня больше притягивают почему-то помощники и советники тех, кто решает нефтяные дела. Вот они все у меня под отдельным вопросом. И особенно Сергей Сергеевич. — Он ткнул карандашом в одну из фамилий, в самом низу списка. — В последний месяц у него вышло сразу три статьи на эту тему — в «Известиях», «Экономике и жизни» и «Независимой». И дана сноска. — Тарахтелюк извлек из папки «Независимую газету», прочел: — «Автор обещает вернуться к этой теме еще раз и развить свое видение данной проблемы».

— Ну-ка, ну-ка, — подался к ватману Серафим Григорьевич. Застонал от неловкого движения, но, когда довольный реакцией на свой доклад Тарахтелюк хотел помочь, отвел его руку. — В редакцию звонил?

— Звонил. На статью поступило около десятка откликов, трое интересовались, когда ждать продолжения.

— И?

— Всем им ответили, что автор принесет статью через три дня.

— Значит, у нас осталось сегодня и завтра. Сегодня и завтра. Что с остальными?

— Можно обратить особое внимание на тех, кто когда-то занимался нефтяными делами в Союзе, а затем уехал за границу. Вот эти пять человек и страны, где они живут.

— Немедленно подготовь проект служебной записки от имени Директора департамента в ФСК и Главное разведуправление Генштаба — пусть разыщут их и определят, чем они занимаются в данный момент. Но это дело второе. Главное — Сергей Сергеевич. Дай-ка мне все данные, я к Директору. Будь на месте, скорее всего понадобишься.

В коридоре Моржаретов столкнулся с Соломатиным, выходящим из лифта.

— Ты тоже жди меня, — приказал он Борису.

— Есть, — ответил тот, ничего не понимая.

Прояснилось через полчаса.

— Берешь оперативно-боевую группу и мчишься вот по этому адресу. Блокировать все ходы и выходы, отмечать всех, кто подходит к квартире вот с этим номером. Там проживает некий Сергей Сергеевич. Пока мы согласуем все действия с милицией, отвечаешь за его жизнь головой, — выдал ожидающему в кабинете оперативников Соломатину первый приказ Моржаретов. Тарахтелюк, на все вопросы Бориса молчавший как рыба, незаметно от начальства развел перед Борисом в извинении руки: всему свое время, не я здесь командую.

— Кстати, а ты почему шляешься по коридорам департамента, а не своего общежития? — поинтересовался наконец полковник поздним пребыванием на службе Бориса.

— Ждал звонка.

— Перезвони сам, извинись.

— Теперь уже поздно, — с сожалением произнес Борис, для собственного успокоения посмотрев на часы.

— Ничего, — неумело успокоил полковник. — Времени вызывать кого-то другого нет, а на тебя у меня надежда.

Но даже эта скромная похвала показалась ему сентиментальной, и он грубовато смазал ее:

— Не знаю, что там может быть. но… может быть. Ночью колобродить не будем, а утречком тебя сменят. Машина и люди на выходе. Удачи.

Оперативно-боевая группа — три только что пришедших на службу лейтенанта — жалась на заднем сиденье дежурной машины. В двух словах Борис обрисовал им ситуацию, назвал водителю адрес. Чтобы миновать одностороннее движение Маросейки, выехали из внутреннего дворика в проулок и стали закручивать на Солянку. Аршинными буквами справа на заборе промелькнул призыв: «Рожайте детей в январе!» Зачем и почему, не разъяснялось, но лозунг каким-то образом напомнил о Наде, о несостоявшейся сегодняшней встрече.

А как все прекрасно было вчера, когда они сидели до самого закрытия в кафе на Арбате и Надя рассказывала и рассказывала о своей жизни с Иваном!

— К сожалению, наш Черевач оказался иждивенцем, — грустно поведала она о причине их разрыва. — И это не вдруг, не неожиданно, а с первых дней знакомства. Не знаю, как он вел себя в коллективе…

— Да вроде ничего особенного не замечалось, — не стал брать грех на душу Борис. Хотя можно было если и не поддакнуть, то хотя бы промолчать и косвенно подтвердить: да, он всегда был такой, а вот меня, другого, ты не заметила…

Надя с грустной улыбкой пожала плечами: значит, это досталось лишь ей.

— Вроде дошли с ним до того момента, когда можно целоваться, уже жду я сама этого поцелуя. И вот однажды в подъезд забежали погреться, прижались друг к другу… Тебе неприятно? — вдруг вспомнила она, что встречи-то эти с Иваном были тайными от него, Бориса. Ведь всегда втроем встречались в увольнении…

— Говори. Выговорись. Я твой друг. — Борис не знал, приятно ли ему будет слышать об интимных отношениях своих друзей, но Наде, видимо, в самом деле нужно было выговориться. И он заранее сжался.

Надя благодарно погладила его руку, поколебалась, но продолжила рассказ:

— Стоим, а я дрожу и уж не знаю, от чего — то ли от холода, то ли от близости. Жду: вот прикоснется. И придумываю, что ответить и как ответить… А он вдруг сам откинулся к стене, прикрыл глаза и просит: «Поцелуй меня». Ужас. Можешь понять мое состояние? А он стоит, ждет.

Надя даже сейчас с недоумением мотнула головой.

— Словом, разревелась — и в дверь.

Наверное, нужно было что-то отвечать, как-то отреагировать. И вдруг Борис представил: а ведь он мог бы точно так же замереть, ожидая ее поцелуя. Много ли они разбирались в женской психологии в пятнадцать лет? Выходит, Иван принял на себя весь процесс постижения характера Нади, в него летели стрелы недовольства, а он сейчас стоит, весь из себя правильный, незапятнанный, чистенький. И строит рыцаря.