Деникин - [196]
Казалось, Деникин должен был бы опереться на крупную буржуазию, но Антон Иванович, будучи последовательным приверженцем святого права частной собственности, не получал эффективной помощи от тех, кого должен был защищать.
Из воспоминаний А. И. Деникина:
«Классовый эгоизм процветал пышно повсюду, не склонный не только к жертвам, но и к уступкам. Он одинаково владел и хозяином, и работником, и крестьянином, и помещиком, и пролетарием, и буржуем. Все требовали от власти защиты своих прав и интересов, но очень немногие склонны были оказать ей реальную помощь. Особенно странной была эта черта в отношениях большинства буржуазии к той власти, которая восстанавливала буржуазный строй и собственность. Материальная помощь армии правительству со стороны имущих классов выражалась ничтожными в полном смысле цифрами. И в то же время претензии этих классов были весьма велики…
Долго ждали мы прибытия видного сановника — одного из немногих, вынесших с пожарищ старой бюрократии репутацию передового человека. Предположено было привлечь его в Особое совещание. Прибыв в Екатеринодар, при первом своем посещении он представил мне петицию крупной буржуазии о предоставлении ей, под обеспечение захваченных советской властью капиталов, фабрик, латифундий широкого государственного кредита. Это значило принять на государственное содержание класс крупной буржуазии, в то время как нищая казна наша не могла обеспечить инвалидов, вдов, семьи воинов и чиновников…»
В январе 1918 года перед уходом армии из Ростова ее командование получило в местных банках 340 тысяч рублей, которые были оформлены как пожертвования. Но год спустя Русско-Азиатский банк потребовал возмещения долга. Главком наложил на соответствующем документе резолюцию:
«Я глубоко возмущен наглостью поганых русских буржуев Русско-Азиатского банка, забывших все».
Не менее серьезная причина неудач генерала — злоупотребления служебным положением старших начальников, особенно в Одессе и Новороссийске. Глядя на старших, беспощадно разорявших и без того скудную казну, на путь хищений стали начальники рангом пониже, особенно тыловые офицеры.
Сам Ростов, по признанию упоминавшегося выше дипломата Михайловского, был оборотной стороной Добровольческой армии, «клоака, куда стекались все недоброкачественные элементы ее, где оставлялись неправедные деньги. Ростов стал столицей чисто русского кутежа». И не только Ростов.
Из воспоминаний А. И. Деникина:
«В городах шел разврат, разгул, пьянство и кутежи, в которые очертя голову бросалось и офицерство, приезжавшее с фронта.
„Жизни — грош цена. Хоть день, да мой!“
Шел пир во время чумы, возбуждая злобу или отвращение в сторонних зрителях, придавленных нуждой, — в тех праведниках, которые кормились голодным пайком, ютились в тесноте и холоде реквизированной комнаты, ходили в истрепанном платье, занимая иногда очень высокие должности общественной или государственной службы и неся ее с величайшим бескорыстием. Таких было немало, но не они, к сожалению, давали общий тон жизни юга…»
Чтобы написать такие слова, а они далеко не единственные в «Очерках русской смуты», нужно было иметь не только ясную голову и честность, но и большое сердце…
А в делах экономики Антон Иванович не силен, проявлял иногда настоящую безграмотность. В марте 1919 года Деникин решил увеличить денежное содержание офицеров. Необходимо было изыскать 30 млн рублей. Управление финансов Особого совещания заявило, что денег нет. На докладе об этом главком ВСЮР наложил резолюцию:
«Не понимаю. Дать нужно, а денежных знаков нет. Надлежит финансовому отделу озаботиться изготовлением знаков».
История неумолимо приближала Белое движение к развязке. Горел фронт, горел тыл. Причем масштабы антидени-кинской борьбы в тылу постоянно разрастались. Особенно большую опасность для диктатора представляли «зеленые» (крестьянские повстанцы), число которых в лесах Черноморско-Кубанского района составило, по данным советской разведки, до 2000 человек, они имели 13 пулеметов и 3 орудия. Восставали крестьяне и в других районах. А на Северном Кавказе, и особенно в Чечне, они приобретали ярко выраженную националистическую окраску.
Мощную силу представляло большевистское подполье и партизаны пробольшевистской ориентации. Серьезно осложняло положение и то, что в тылу ВСЮР свирепствовал массовый бандитизм. Разведка ВСЮР насчитала 22 атамана, которые действовали только в Киевской губернии. Банды грабителей-анархистов, часто крайне антисемитски настроенных, обычно воевали небольшими отрядами.
Но был еще и батька Махно, по происхождению из крестьян, бывший террорист, едва достигший тридцати лет. Его девизом было:
«Все разрушать! Не признавать ничьего авторитета!»
Специализировался он на захвате общественных зданий и богатых поместий, но не брезговал и погромами. Отделавшись с помощью пистолета от главаря конкурирующей банды Григорьева, Махно (численность его армии, по советским источникам, составляла 25000 человек) развлекался тем, что в промежутках между грабежами взрывал железнодорожные пути и нападал на небольшие подразделения как красных, так и белых, однако отдавал предпочтение белым. Нестор Махно стал поистине головной болью главкома ВСЮР.
