Дэниэл молчит - [68]

— Мы думаем, он уже научился пользоваться туалетом, — поделилась я с видом ученого, совершившего великое научное открытие. — Хотя мы можем и ошибаться.

— Понятно. — Она вцепилась в жемчуга на шее.

— Главное — следить за его хоботком, — продолжала я.

Пенелопа сглотнула слюну, кашлянула, выжала улыбку.

— А если по большому сходил — подтирать немедленно, пока он сам это не сделал, руками. Впрочем, если у тебя полно времени и моющих средств, то можно и не спешить.

Пенелопа молчала. Ничего удивительного: что на это ответишь?

— Прошу прощения, — сказала я, заметив Стивена на пороге зала.

Пенелопа все так же молча освободила мне дорогу.

Галстук Стивена немного съехал набок, веки набрякли, как от бессонницы. Он обеими руками пригладил волосы, и я заметила под светлыми прядями шрам, полученный во время игры в регби лет двенадцать назад. А еще я заметила, что, даже начиная лысеть, он все еще очень красив.

— Очень мило с твоей стороны, — сказал Стивен. — Спасибо, что приехала.

— Мне искренне жаль, Стивен…

— Врачи виноваты. Не те лекарства ему давали от сердца. Пичкали этим крысиным ядом вместо бета-блокираторов. Не помню даже, что они там понаговорили про причину. Что-то такое про инсульт.

Его взгляд был направлен мимо меня, куда-то мне за спину, и я вдруг поняла, что в глаза он мне не смотрел уже очень давно. Много, много месяцев.

— А дети где?

— Дома. С Вииной. И с Энди.

— Энди — это который учит Дэниэла играть?

Я кивнула.

Стивен протяжно выдохнул.

— Похоже, парень знает, что делает.

— Он ирландец, — сказала я, чтобы хоть что-нибудь ответить.

— Я помню, — процедил Стивен, и я сообразила, что мой ответ был не столь невинен, как мне хотелось бы.

А Стивен за пять лет нашей семейной жизни научился и мысли мои читать, и нюансы голоса улавливать, не заметные ни для кого другого. Он расшифровал скрытый смысл моих слов. Энди ирландец — в отличие от тебя, Стивен. Он с нашими детьми — в отличие от тебя. Он умеет с ними играть — в отличие от тебя. Он рядом со мной — в отличие от тебя. Ничто из этого от Стивена не ускользнуло. Временами он сварлив, конечно, и почти всегда скрытен, но ни в коем случае не глуп.

— Мне очень хотелось бы повезти детей куда-нибудь отдохнуть, Стивен. Лето кончается, а они ничего не видели, кроме Лондона.

— Как насчет Ирландии? — желчно поинтересовался он. — Ирландия в планы не входит?

— Мне бы хоть немножко денег, чтобы свозить их на море.

— Я сам свожу их на море. Если только ты уверена, что им туда надо.

И он ушел, а я осталась стоять на месте как оплеванная. Широкими уверенными шагами он вернулся к Пенелопе, и она распахнула глаза, словно увидела в его лице что-то божественное, великое, святое. Допускаю, что и вправду увидела.

Можно было уходить, приличия соблюдены. Я пообщалась с Дэвидом, Кэт, еще раз с Дафной — она неважно выглядела, как-то враз постарела, стала маленькой и хрупкой. Перебросившись парой слов с теми, кто меня еще помнил, и с теми, кто от души старался принять меня в лоно семьи — такие тоже встречались, — я решила попрощаться со Стивеном. Не обидеть его, не потревожить, не разозлить — всего лишь попрощаться.

Он стоял рядом с братом и беседовал о крикете.

— Всего хорошего. — Я кивнула.

— Пока, — буркнул Стивен, кивнув в ответ. После секундного замешательства, с холодом во взгляде, наклонился и поцеловал в щеку. Сухо и почти официально. Эта дань вежливости была оскорбительнее пощечины и тягостнее разлуки. Меня отодвинули в сторону, как ненужный хлам.

Я поплелась прочь, к тяжелой двойной двери, настежь открытой в фойе гостиницы. Я жалела, что приехала, жалела, что я такой «славный и отзывчивый человек». Жалела себя и мечтала превратиться в свою противоположность. Сняв горчичного цвета ленточку между двумя металлическими столбиками, я пошла по коридору. Миновала двери лифтов, стойку администратора и служащих в униформе. «Хочу домой», — как молитву беззвучно повторяла я, когда за спиной раздался голос. Я услышала, как Стивен окликнул меня, как глухо застучали его ботинки по ковровой дорожке, в которой я только в этот момент узнала напольное покрытие из дома Дафны.

— Подожди! — Стивен взял меня за локоть и осторожно развернул к себе, в точности повторив свой жест в вечер нашего знакомства, когда он не позволил мне уйти без него. — Вот… — Вытащив из кармана бумажник, он доставал банкноты одну за другой, по двадцать фунтов, по пятьдесят. — Свози детей на море, Мелани. — Посеревший и осунувшийся, он был не похож на себя. — Поцелуй их за меня и скажи, что я их люблю, ладно?

Глава двадцать первая

Коттедж в Уэльсе не назовешь отличным местом для летнего отдыха. Изначально предназначенный для овец, он был переделан под жилье где-то в семидесятых, когда искусство интерьера, похоже, переживало глубокий кризис. Линолеум на кухне мастера незатейливо бросили поверх нескольких слоев прежних покрытий; от его буро-оранжевой расцветки рябит в глазах и давление подскакивает. Ковер в комнате, искусственное чудовище со свалявшимся ворсом унылого болотного цвета, здорово выгорел в том месте, куда сквозь эркер (ладно, без прикрас: сквозь самое примитивное окно с заурядным стеклом, наводящим на мысли о витрине магазина) попадают лучи бессовестно скупого уэльского солнца. Вся сантехника темно-коричневая, что хотя бы избавляет от необходимости ее надраивать, а кирпичный камин смахивает на облепленную дурацкими узорчиками помесь улья с допотопной печью. Ну и наконец, оазис красоты — садик при коттедже. Агент по недвижимости расписал «буйство трав и цветов», но на деле это клочок земли, заросший сорняками и маками, чье «буйство» подпитывает благоухающий отстойник — дырявый, судя по слизистым потекам на стенках.