Деньги - [30]

Шрифт
Интервал

Прозвенел дверной звонок, и я встал с дивана — руки в карманах, пересчитывают купюры.


— Спала с кем-нибудь последнее время?

Вечер достиг наконец обещанной, неминуемой стадии. Мы только что вернулись домой, отобедав в «Крейцере». Это у нас традиция, так у нас принято. Ресторан служит дорогостоящим фоном для наших примирений, обманов, эротического стимулирования. Мясо было сочным, вино кроваво-красным. Не обошлось и без бренди, а также пышных пудингов. Без пары-тройки сальностей. Селина в приподнятом настроении, а что до меня, то мне сегодня море по колено.

— Да, — ответила она, выдержав паузу, и отхлебнула шампанского.

— И с кем? Я его знаю?

— …Да.

— Выкладывай-ка лучше начистоту.

— Я была у себя в комнате. Забралась с коленями на стул у окна и смотрела на пустырь. Там сейчас так красиво. Потом перед отелем остановилась шикарная черная машина. Вся в золоте и хромировке. Стекло в дверце опустилось, оттуда высунулась рука с двенадцатью перстнями и поманила меня.

— А что на тебе было?

На ней был черный удлиненный лиф с перехлестом Между ног, чулки с хромовым блеском и золотистые туфельки.

— На мне был белый халатик, который остался со школы. Такой вот коротенький, досюда всего. Трусики я еще не надела, потому что только вышла из ванной.

— И что ты сделала?

Она встала со стула и пересела ко мне на кровать. Двумя руками убрала назад волосы, обнажая изменчивое горлышко.

— Я встала со стула и на цыпочках спустилась по лестнице. Забралась в шикарную черную машину.

— И что он сделал?

Я уложил ее на спину. Черный лиф был застегнут на сорок черных пуговок с петельками из шелкового шнура. Уже на тридцать девять. Уже на тридцать восемь.

— Он усадил меня верхом. Как на кабестан или пожарный гидрант. Положил руки на мои плечи и надавил. Я подумала: он не сможет проникнуть, я не смогу впустить его. Но он был такой сильный, просто невероятно, и руки тяжелые, как золото. Было больно, но я уже вся текла, такая жидкая сладкая боль. Я — хрен, подумала я, просто хрен.

Потом, когда она в изнеможении распростерлась рядом со мной на атласном покрывале, я выкурил сигару, допил шампанское и задумался о добропорядочной жизни. Некоторым образом, в некотором смысле, я, наверно, действительно был бы не прочь жить добропорядочно.

Но как это делается?


В глубине души я вполне счастлив и радуюсь жизни. Говорят, что счастье — это избавление от боли, так что, пожалуй, счастья у меня должно быть хоть завались. Потому что избавляюсь от боли я каждый божий день. С другой стороны, так же часто я от нее волком вою.

Собственно, без этого и не приходилось бы так часто от нее избавляться, и не было б столько счастья.

— Знаете, чего мне хотелось бы? — спросил Роджер Фрифт. — Чтобы перед визитом ко мне вы так не усердствовали.

— Ну что еще такое?

Во избежание недоразумений спешу добавить, что Роджеру двадцать шесть, он щеголь каких поискать и гиперактивный гомосексуалист.

— Язык ваш, он весь… Это же, в конце концов, просто моветон. Себя не жалеете — о других бы хоть подумали. Знаете, насколько мне так тяжелее?

— Кто сказал, что должно быть легко? За это тебе и платят. И немало, кстати.

— Откиньтесь на спинку. И расслабьтесь… О Господи!

Как же, расслабишься на этом его электрическом стуле. Роджер — мой гигиенист, кудесник-полостник (речь не о полостных операциях, а о гигиене полости рта). Четырежды в год он обрабатывает мои десны и корни своими крючковатыми пинцетами, шпильками и клиновидным шилом, с писком и с визгом. Мы называем это глубинным удалением налета, снятием камня. Что за бред, какой на хрен камень? Чего он ко мне прицепился, спрашивается? Папашу моего зубной камень никогда не беспокоил. Мамашу тоже, насколько мне известно. Она умерла, когда мне было всего ничего. Если подумать, ей тогда тоже всего ничего было, но думаю об этом я нечасто… Тот зуб в северо-западном квадрате, я с ним чуть только на стенку не лез — несколько дней назад он успокоился, и я был так счастлив, просто невообразимо. Но вчера он опять заявил о себе. На самом деле не больно-то он и успокаивался, я так и чувствовал, как он там урчит-гудит, планирует возвращение на сцену. Надеюсь, Роджер справится с ним, избавит меня от боли, и я снова буду счастлив. Селина тоже так умеет. Причиняет мне боль — потом облегчает ее. Счастлив ли я? Не уверен. Но оттого, что Селина вернулась, мне определенно легче. По крайней мере, в то время, когда она со мной, она не с кем-нибудь другим. Судя по всему, тем вечером я накричал на нее и выгнал прочь, перед отлетом в Нью-Йорк. Не помню. Судя по всему, я обозвал ее шлюхой, вымогательницей, подстилкой — и сказал катиться к чертям собачьим. Она скрылась во тьме без гроша в кармане. Убедительно? Или не очень? Не помню. Об этом мы почти не говорим. Зато мы говорим о деньгах. Она хочет совместный банковский счет. Что скажете?

— Ух! — выдохнул Роджер, и, по правде говоря, пахнуло на меня отнюдь не розами.

К этому времени во рту у меня деловито булькали уже три каких-то приспособления.

— Полегче там, — с трудом выговорил я.

— Неприятные ощущения есть?

— Боль, что ли? Еще какая! Потому я и здесь.


Еще от автора Мартин Эмис
Зона интересов

Новый роман корифея английской литературы Мартина Эмиса в Великобритании назвали «лучшей книгой за 25 лет от одного из великих английских писателей». «Кафкианская комедия про Холокост», как определил один из британских критиков, разворачивает абсурдистское полотно нацистских будней. Страшный концлагерный быт перемешан с великосветскими вечеринками, офицеры вовлекают в свои интриги заключенных, любовные похождения переплетаются с детективными коллизиями. Кромешный ужас переложен шутками и сердечным томлением.


Лондонские поля

Этот роман мог называться «Миллениум» или «Смерть любви», «Стрела времени» или «Ее предначертанье — быть убитой». Но называется он «Лондонские поля». Это роман-балет, главные партии в котором исполняют роковая женщина и двое ее потенциальных убийц — мелкий мошенник, фанатично стремящийся стать чемпионом по игре в дартс, и безвольный аристократ, крошка-сын которого сравним по разрушительному потенциалу с оружием массового поражения. За их трагикомическими эскападами наблюдает писатель-неудачник, собирающий материал для нового романа…Впервые на русском.


Беременная вдова

«Беременная вдова» — так назвал свой новый роман британский писатель Мартин Эмис. Образ он позаимствовал у Герцена, сказавшего, что «отходящий мир оставляет не наследника, а беременную вдову». Но если Герцен имел в виду социальную революцию, то Эмис — революцию сексуальную, которая драматически отразилась на его собственной судьбе и которой он теперь предъявляет весьма суровый счет. Так, в канву повествования вплетается и трагическая история его сестры (в книге она носит имя Вайолет), ставшей одной из многочисленных жертв бурных 60 — 70-х.Главный герой книги студент Кит Ниринг — проекция Эмиса в романе — проводит каникулы в компании юных друзей и подруг в итальянском замке, а четыре десятилетия спустя он вспоминает события того лета 70-го, размышляет о полученной тогда и искалечившей его на многие годы сексуальной травме и только теперь начинает по-настоящему понимать, что же произошло в замке.


Информация

Знаменитый автор «Денег» и «Успеха», «Лондонских полей» и «Стрелы времени» снова вступает на набоковскую территорию: «Информация» — это комедия ошибок, скрещенная с трагедией мстителя; это, по мнению критиков, лучший роман о литературной зависти после «Бледного огня».Писатель-неудачник Ричард Талл мучительно завидует своему давнему приятелю Гвину Барри, чей роман «Амелиор» вдруг протаранил списки бестселлеров и превратил имя Гвина в международный бренд. По мере того как «Амелиор» завоевывает все новые рынки, а Гвин — почет и славу, зависть Ричарда переплавляется в качественно иное чувство.


Успех

«Успех» — роман, с которого началась слава Мартина Эмиса, — это своего рода набоковское «Отчаяние», перенесенное из довоенной Германии в современный Лондон, разобранное на кирпичики и сложенное заново.Жили-были два сводных брата. Богач и бедняк, аристократ и плебей, плейбой и импотент, красавец и страхолюдина. Арлекин и Пьеро. Принц и нищий. Модный галерейщик и офисный планктон. Один самозабвенно копирует Оскара Уальда, с другого в будущем возьмет пример Уэлбек. Двенадцать месяцев — от главы «Янтарь» до главы «Декабрь» — братья по очереди берут слово, в месяц по монологу.


Стрела времени, или Природа преступления

Тод Френдли ходит задом наперед и по сходной цене сдает продукты в универсам.Его романтические связи каждый раз начинаются с ожесточенной ссоры, а то и с рукоприкладства.Раз в месяц из пепла в камине рождается открытка от преподобного Николаса Кредитора; если верить преподобному, погода в Нью-Йорке остается устойчивой.В ночных кошмарах Тода Френдли бушует вьюга человеческих душ, тикают младенцы-бомбы и возвышается всемогущий исполин в черных сапогах и белом халате.В голове у него живет тайный соглядатай, наивный краснобай, чей голос мы и слышим.


Рекомендуем почитать
Из каморки

В книгу вошли небольшие рассказы и сказки в жанре магического реализма. Мистика, тайны, странные существа и говорящие животные, а также смерть, которая не конец, а начало — все это вы найдете здесь.


Сигнальный экземпляр

Строгая школьная дисциплина, райский остров в постапокалиптическом мире, представления о жизни после смерти, поезд, способный доставить вас в любую точку мира за считанные секунды, вполне безобидный с виду отбеливатель, сборник рассказов теряющей популярность писательницы — на самом деле всё это совсем не то, чем кажется на первый взгляд…


Opus marginum

Книга Тимура Бикбулатова «Opus marginum» содержит тексты, дефинируемые как «метафорический нарратив». «Все, что натекстовано в этой сумбурной брошюрке, писалось кусками, рывками, без помарок и обдумывания. На пресс-конференциях в правительстве и научных библиотеках, в алкогольных притонах и наркоклиниках, на художественных вернисажах и в ночных вагонах электричек. Это не сборник и не альбом, это стенограмма стенаний без шумоподавления и корректуры. Чтобы было, чтобы не забыть, не потерять…».


Звездная девочка

В жизни шестнадцатилетнего Лео Борлока не было ничего интересного, пока он не встретил в школьной столовой новенькую. Девчонка оказалась со странностями. Она называет себя Старгерл, носит причудливые наряды, играет на гавайской гитаре, смеется, когда никто не шутит, танцует без музыки и повсюду таскает в сумке ручную крысу. Лео оказался в безвыходной ситуации – эта необычная девчонка перевернет с ног на голову его ничем не примечательную жизнь и создаст кучу проблем. Конечно же, он не собирался с ней дружить.


Абсолютно ненормально

У Иззи О`Нилл нет родителей, дорогой одежды, денег на колледж… Зато есть любимая бабушка, двое лучших друзей и непревзойденное чувство юмора. Что еще нужно для счастья? Стать сценаристом! Отправляя свою работу на конкурс молодых писателей, Иззи даже не догадывается, что в скором времени одноклассники превратят ее жизнь в плохое шоу из-за откровенных фотографий, которые сначала разлетятся по школе, а потом и по всей стране. Иззи не сдается: юмор выручает и здесь. Но с каждым днем ситуация усугубляется.


Песок и время

В пустыне ветер своим дыханием создает барханы и дюны из песка, которые за год продвигаются на несколько метров. Остановить их может только дождь. Там, где его влага орошает поверхность, начинает пробиваться на свет растительность, замедляя губительное продвижение песка. Человека по жизни ведет судьба, вера и Любовь, толкая его, то сильно, то бережно, в спину, в плечи, в лицо… Остановить этот извилистый путь под силу только времени… Все события в истории повторяются, и у каждой цивилизации есть свой круг жизни, у которого есть свое начало и свой конец.


Предательство Риты Хейворт

Мануэль Пуиг – один из ярчайших представителей аргентинской литературы ХХ века, так называемой «новой латиноамериканской литературы». Имя Пуига прочно заняло место рядом с Борхесом, Кортасаром, Сабато, Амаду, Маркесом, Карпентьером, Бенедетти. Его книги переведены на все европейские языки и постоянно переиздаются.«Предательство Риты Хейворт» (Рита Хейворт – легендарная голливудская красавица, звезда экрана) – дебютный роман Пуига, после которого о нем заговорил весь мир. Работая в сложнейшем жанре «бесконечной строки», автор создает уникальное полотно человеческой жизни – от рождения до старости – с помощью постоянных «переломов» сюжета, резкой смены персонажей, хитрой интриги.


Анатом

Средневековье. Свирепствует Инквизиция. Миром правит Церковь. Некий врач — весьма опытный анатом и лекарь, чьими услугами пользуется сам Папа — делает ошеломляющее открытие: поведением женщины, равно как ее настроением и здоровьем, ведает один единственный орган, именуемый Amore Veneris, то есть клитор...В октябре 1996 г. жюри Фонда Амалии Лакроче де Фортабат (Аргентина) присудило Главную премию роману «Анатом», однако из-за разразившегося вокруг этого произведения скандала, вручение премии так и не состоялось.


Из Африки

От издателя:Карен Бликсен, датская баронесса, — одна из самых оригинальных писательниц XX века. Ее творчество уникально, поскольку сочетает в себе элементы самых разных жанров — от триллера до путевых заметок, от философской прозы до лирической комедии. «Из Африки» — главная ее книга, которая неоднократно выдвигалась на Нобелевскую премию; по ней Сидни Поллак снял одноименный фильм (Мерил Стрип, Роберт Редфорд, Клаус Мария Брандауэр), получивший «Оскара» в пяти номинациях.Этот роман — воспоминание о долгих годах, прожитых Бликсен в Африке, о приключениях, опасностях и, конечно же, людях, влюбленных, как и она сама, в этот странный, неповторимый, чарующий континент.


Столпы Земли

Англия, XII век. Смутное время, жестокая эпоха, необузданные нравы, падение моральных устоев… Добро и зло меняются местами и подчас становятся неотличимыми друг от друга. Грандиозная панорама самых темных лет в истории Англии — борьба за престол, междоусобные войны, предательство церкви, — и все это на фоне возведения великолепного готического собора.