Дьенбьенфу - [42]

- Теперь нужно провести собрание, – сказал радист Кенгу. – Перебирайся ко мне, к моей рации, я же не могу ее оставлять надолго без присмотра. Там мы насладимся праздничной трапезой по случаю Тэта. У меня еще табак есть...

Повсюду на позициях Народной армии вокруг Дьенбьенфу этим вечером был праздник. К звукам бамбуковых флейт примешивалась игра трофейных губных гармошек. Они стали любимым музыкальным инструментом вьетнамских солдат. Кипели чайники, хотя чая не хватало, и пили в основном просто горячую воду. В вечернем воздухе чувствовался запах табака. Царило предчувствие победы, которую следует добыть так, чтобы враг не смог ускользнуть. Но многие солдаты, прошедшие уже через немало боев, тихо думали про себя, смогут ли они пережить и эту битву. Песни пелись тихо, вполголоса. Причиной был не только близкий враг. Ни один солдат в мире не радуется во все горло перед трудным боем.

Полковник де Кастри не имел ни малейшего представления, что в эту ночь еще один полк Народной армии занял позиции на северном краю его крепости, на расстоянии всего пяти километров от нее. Кроме того, благодаря умелой дезинформации вьетнамцев он еще более укрепился в своем ошибочном мнении, что Вьетминь осаждает крепость только очень ограниченными силами и не имеет никаких шансов взять ее. Де Кастри ожидал лишь локальных атак, но чувствовал себя достаточно сильным, чтобы отбить их. А теперь Народная армия провела еще один маневр, который де Кастри расценил как окончательное доказательство малой заинтересованности Вьетминя в захвате Дьенбьенфу. Разведчики сообщали, что 308-я дивизия Вьетминя отводится по направлению к Лаосу.

Генерал Зиап, предложивший это тактическое мероприятие верховному командованию, правильно рассчитал его дезинформационный эффект. Поэтому он постарался, чтобы шпионы противника как можно быстрее сообщили о переброске войск, с замечанием, что Вьетминь очевидно хочет усилить свои операции в тылу осажденной крепости – уже в самом Лаосе. На самом деле, речь шла совсем не об этом. Ведь немногочисленные изолированные внешние посты французов, спрятанные среди непроходимых джунглей и горных хребтов, и так уже не представляли никакой опасности для освободительных сил. Но де Кастри не догадался, что из-за этого перемещения станет невозможной никакая отправка даже самых слабых рейдов и дозоров французов из Дьенбьенфу в сторону Лаоса. Он увидел в отводе дивизии преимущество для себя. При этом он сделал такую фундаментальную ошибку, что исправить ее уже было нельзя. От генерала Коньи из Ханоя он получил задание провести разведку для подготовки возможной эвакуации войск в восточном направлении, если сложится критическое положение. Там были различные дороги, по которым, если верить авиаразведке, можно было передвигаться даже на грузовиках.

Но де Кастри категорически отверг эту идею: Дьенбьенфу – это крепость. У него нет намерений уворачиваться от Вьетминя и отступать. Наоборот – он заманит вьетнамцев в долину и уничтожит их там. Тут честолюбивый де Кастри, уже видевший себя в ближайшем будущем в звании генерала, совершенно поддался иллюзорному представлению ситуации Наварра, хотя он сам был умным и опытным солдатом. Де Кастри заверил скептичного Коньи, который оценивал шансы Дьенбьенфу с каждым днем все хуже и в своем близком окружении называл ее мышеловкой, что сможет с помощью своей артиллерии отбить любое наступление Вьетминя. При этом речь шла, помимо тяжелых минометов, всего о примерно двух дюжинах 105-мм гаубиц и об одной батарее (4 орудия) – 155-милимметровых.

Командующий артиллерией Дьенбьенфу, полковник Пиро, сам после первого огневого налета противника со смехом отказался от усиления своей артиллерии. Он вполне сможет решить любую задачу уже имеющимися стволами. Кроме того, он отверг советы замаскировать свои орудия получше. Он оставил их открытыми, только под защитой баррикад высотой по грудь человека, сделанных из мешков с песком. Это увеличивало опасность осколочных ранений для расчетов. Но Пиро находил в таком размещении и преимущество, объясняя, что так он сможет быстро поворачивать орудия и открывать огонь в любом направлении, откуда последует атака.

Пока французы продолжали пребывать в неведении, когда ожидать следующей атаки Вьетминя, тот получил в соседнем Лаосе свободу маневра. Атаки концентрировались вначале на единственной достойной упоминания французской базе – укрепленном пункте Муонгкхуа. Там, среди прочих частей, находился батальон легионеров. За последнюю неделю января Народная армия вместе с лаосскими союзниками взяла Муонгкхуа. А еще через короткое время была освобождена вся долина реки Нам-Ху.

Освободительные силы первое время не двигались дальше, но у них в руках уже была последняя и самая важная линия коммуникаций, связывавшая Вьетнам и северный Лаос. Они уничтожили около 17 рот противника, и – что было еще важнее – смогли освободить провинцию Пхонгсали. Теперь весь север Индокитая представлял собой единую освобожденную зону. Поэтому северная часть Вьетнама и пограничные провинции Лаоса Сам-Нёа и Пхонгсали могли служить надежным и безопасным тылом для проведения последующих операций.