День Жизни - [4]

Рядовой Гереули лежал свернувшись эмбрионом, на дюжих коленях блондинки четвёртого разряда и дрожал от страха не в силах шелохнуться. Ему хотелось только одного, вернуться на землю! Тем временем, Людмила размахивая двадцатиметровой стрелой, показывала ему красоты Краснодарского Края, с высоты птичьего полёта! Когда они спускались, девушка крепко держала бойца подмышкой…

* * *

— Пацаны, блин жать охота, я бы сейчас наверное целый колбасный цех схавал, — спросонья, мечтательно проговорил Малофеев.

— Тебе дай волю, ты бы мясокомбинат смолотил, — отозвался Парамон, — чай будешь?

— Буду… С сахаром?

* * *

Ефрейтор Федя Малафеев любил флору, флора отвечали ему взаимностью. Он с детства знал, что растения всё чувствую и понимают. Федя ещё застал в живых своего прадеда, помнил как они босиком гуляли по прохладной росе, помнил большие шершавые ладони, помнил как прадед поучал его, семилетнего белобрысого пацана: «Есть люди у которых даже сорняки не растут — не приживаются, а есть и такие, у которых тюльпаны на сухом песке цветут; тут всё от человека зависит, от теплоты его души…»

Как-то раз Федя выменял у Али, на бархат для дембельского альбома, несколько семечек конопли. Предварительно настояв в воде, он посадил их под окном казармы. За длинное, южное лето семечки превратилось в настоящий кустик. Федя по-детски радовался каждому стебельку, каждому листику. Он окучивал землю вокруг кустика, подвязывал веточки, чего-то там срезал ножичком, поливал из чайника, во-время дождя укреплял над растением небольшой деревянный козырёк. Он даже наловил в литровую банку пчёл и высадил их на первые цветочки.

Вот такое доброе сердце было у рядового Малафеева, это при том, что до армии он отсидел год на малолетке за вандализм, а могли и политику пришить. Бульдозеристы сносили грушевый сад в его колхозе, землю собирались засеивать картошкой, которой и без этого было засеяно всё кругом. Федя уговаривал председателя и агронома оставить сад, который посадил ещё его прадед; его не слушали… Стране нужна была картошка! Колхозники единодушно ненавидели Америку, а в частности Штат Колорадо и вели неравный бой с картофельным жуком-вредителем. Они ставили его в один ряд с Чингис Ханом, Гитлером, Пиночетом и агрономом Плюевым, который утверждал, что может надрессировать ежей питаться личинками «Leptinotarsa Decemlineata». Для дрессировки он требовал самогон и огурцы… Колхозники Плюеву не доверяли, за самогон они и сами могли съесть всех Колорадских жуков вместе с личинками, а закусить Штатом Колорадо. Федя просил, умолял, от него лишь отмахивались, как от назойливой мухи. В конце концов, когда колхозники, опираясь на портреты Членов Политбюро, уехали в соседний город Жлобин на Первомайскую Демонстрацию, он облил соляркой и поджёг три бульдозера и экскаватор. Сад так и не снесли, из области пришла новая разнарядка, но этого Федя Малафеев уже не застал, он отбывал срок в Могилёвской ВТК.[3]

Тем временем кустик рос, укреплялись стебли, сочные листья тянулись к солнцу. Чем выше он поднимался, тем чаще Федя стал замечать, как ночами, вокруг него замелькали подозрительные тени. Ефрейтор Малафеев стал нести вахту. Закончилось эпопея печально и опять бульдозерами. Майор Литр на трезвую, а потому злую голову, решил за казармой построить «физкультурный комплекс», а точнее врыть в землю турник и брусья. Когда отделение сержанта Гольдберга вернулось с объекта в расположение части, место под спортплощадку было разрыто бульдозером и покрыто толстым слоем мелкой щебёнки. Со временем личный состав оценил дальновидность замполита, турник и брусья очень пригодились, солдаты сушили на них выстиранную ВСО.[4] Над физкультурным комплексом ещё долго кружили пчёлы…

И был у Малафеева ещё один талант, он умел делать брагу из всего, что произрастало, ну кроме волос и ногтей конечно, как шутил он сам. Федя делал брагу из подорожника, крапивы и клевера, желудей и каштанов, морской и цветной капусты, зелёных абрикосов, виноградных листьев и ирисок «Кис-Кис». Однажды на день строителя, он побаловал сослуживцев арбузной брагой. Причём его напитки, часто пользовались большей популярностью, чем самогон изготавливаемый заведующим столовой, прапорщиком Карлом Пойдой. В то время когда завстоловой, в душном, законспирированном подвале, колдовал у самогонного аппарата, выдавливавшего из медного змеевика каплю за каплей вожделенную жидкость, процесс изготовления браги был прост и доступен, хотя и не без секрета. Арбузную брагу Федя делал на глазах у всего взвода. С большого арбуза он срезал верхушку, затем аккуратно вырезал ложкой внутренности, потом засыпал вовнутрь сахар и дрожжи, залил водой и плотно закрыл «сосуд» срезанной верхушкой. Через две недели её можно было употреблять. Пить брагу рекомендовалось не нюхая, а ещё лучше зажав нос большим и указательным пальцами. Пьянели от браги быстро, хмель был весёлым, отходили легко и без головных болей. Секрет успеха Малафеевских браг, заключался в пропорции сахар-дрожжи-вода, всё остальное было делом опыта и техники. По словам брагодела, если пропорции нарушены и например дрожжей слишком много, то брага становилась мутной и неприятной на вкус, если дрожжей мало — недостаточно крепкой. Первое время солдат смущал осадок, со временем они перестали обращать внимания на эту мелочь. А бывали случаи когда не хватало у военных строителей выдержки на две недели, недображенный продукт тогда называли бражкой, но пили с не меньшим удовольствием.