День за три - [33]

Он скосил глаза. Ефрейтор сидел какой-то опустошенный, безразличный ко всему, и старшему лейтенанту показалось: поверни он сейчас машину назад – Юрка не скажет ни слова, не возмутится и не удавится. Что с ним? Только что бежал человек, спешил, торопился – и в один миг обмяк. Может, это защита организма? Может, если бы не это безразличие – не выдержало бы Юркино сердце, ведь он не просто к матери бежал, он бежал от радости, что остался жив, что для него кончилась война. Да-да, кончилась, Верховодов почувствовал, что если, не дай бог, придет утром новая команда идти в Афган, Юрка уже не сделает шага вперед, силы его иссякли. И у силы этой одно название – нервы…

Старший лейтенант хлопнул Юрку по колену: если выжили, то и оживем. И было бы просто здорово, если бы мать в самом деле ждала его у шлагбаума…

– Поворот, – вдруг встрепенулся Юрка, подался вперед.

У развилки мелькнула полузасыпанная песком бочка, и волнение вновь охватило Карина. Он заерзал на сиденье, недовольно поглядывая на спидометр. Верховодов вспомнил, как точно так же нетерпеливо глядел на спидометр и он, когда ехали к детскому дому, но тогда он считал оставшиеся метры, а Юрка мается малой, по его мнению, скоростью. Потерпи, Юрок, осталась малость. Уже пошли знакомые бугорки и рытвины, теперь надо ждать появления в свете фар лагеря…

Первым высветился шлагбаум – мачта списанной радиостанции с привязанным траком на одном конце. Но то, что он был открыт, и шнур, за который поднимали и опускали мачту, бесхозно болтался на ветру в вышине, насторожило, вселило в сердце тревогу. Потом показалась палатка – и больше, как ни всматривались Верховодов и Юрка, на месте их “отстойника” ничего не было. Неужели батальон снялся?

Верховодов подогнал “Урал” к самой палатке, а из нее, прикрываясь от света локтем, вышел офицер в наброшенном на плечи бушлате. Костя убрал дальний свет, выпрыгнул из кабины.

– Костя? – окликнули его, и Верховодов узнал в вышедшем командира второго взвода лейтенанта Голубцова. – Наконец-то. А я слышу, мотор, и думаю – наверняка ты.

– А где все? Где батальон?

– Кто где, расформировала четыре дня назад. А мне комбат приказал тебя ждать. Погоди, главное же не сказал. Сколько времени?

Костя глянул на новые светящиеся “Командирские”:

– Четыре двадцать.

– Вот черт, опоздал ты маленько. Тут к тебе девушка приезжала, глазастая такая…

– Юля? – у Кости перехватило дыхание, он дернул, отрывая пуговицу, ворот бушлата. – Когда? Где она?

– Сегодня вечером… тьфу, черт, вчера вечером… короче, этой ночью должна была улететь в Ташкент. Тут еще одна женщина все эти дни жила, твоего Юрки Карина…

– Мама? – вышел из темноты Карин, и Голубцов, вглядевшись в солдата, радостно закивал:

– Да-да, твоя мать. Вот в этой палатке они вдвоем и жили, комбат выделил. А вчера передали, что вас из Кабула перебросили самолетами в Ташкент.

– Кто передал? Что за чушь? Мы шли своим ходом! – взорвался старший лейтенант, словно Голубцов был виноват в ложной информации. – Это пленного отправили самолетом, у него ранение позвоночника, а мы сами… на своих колесах…

– А где мама? – тихо перебил Карин.

– Ну так она и Юля как раз и улетели в Ташкент. Туда, в штаб округа, переправляли журналистов, и я упросил, чтобы и их взяли… Я же не знал… Ах ты, черт, как же нелепо получилось!.. Слушайте, давайте в палатку, здесь колотун, – лейтенант хотел юркнуть под брезентовый полог, но Верховодов остановил:

– Погоди, дай прийти в себя… Значит, Юля и Юркина мать поехали на аэродром?

– Да.

Старший лейтенант посмотрел на Карина, тот на него, и они одновременно запрыгнули в кабину, и словно одна, хлопнули дверцы.

– Костя, погоди, – теперь уже останавливал Го shy;лубцов. – Мне майор приказал дождаться вас, а потом могу быть свободным.

– Ты свободен. – Костя включил скорость.

– Да подожди, – лейтенант запрыгнул на подножку. – У меня ваши документы и чистые наградные листы с печатями. Комбат сказал, чтобы ты сам заполнил их на каждого.

– Давай бумаги. – Костя выключил скорость.

Лейтенант, уронив с плеч бушлат, исчез в палатке и тут же вернулся с папкой.

– Держи, – он сунул папку в окно. – Там все написано и расписано, разберешься.

– Спасибо тебе. Прощай. – Костя дал сигнал, развернул круто машину и погнал ее обратно.

Юлька, приезжала Юлька… Все-таки приехала. Нет, она могла запросто это сделать. Только бы не улетели журналисты, что им делать в том Ташкенте, мало им материала здесь? Только бы задержались…

– Может, задержатся? – спросил и Юрка. Видимо, они думали об одном, только ефрейтор – о матери, а Верховодов – о Юле. О Юле, беде своей и радости. О гордой и насмешливой москвичке, гордой и насмешливой от всеобщего внимания к своей красоте и обаянию. Успеть бы, успеть…

Показалась развилка, и тут Верховодов вспомнил свое обещание дневальному. Скосил глаза на часы: до Термеза крюк километра на четыре, пока на аэродроме туда-сюда – времени впритык, если по-хорошему, то пора возвращаться без всяких заездов.

– Давайте я сяду за руль, – попросил Юрка, склонив раздумья командира на поездку к аэродрому. Эх, было бы только ради чего.

Верховодов притормозил, Юрка обежал кабину, старший лейтенант передвинулся по сиденью, и они вновь помчались в пустой, холодной степи к редким огонькам города.