День в раскольническом скиту - [18]

Итак…

«Отрывочныя воспоминания (заголовок. – Т. О.). Первое, что я вам хочу рассказать и что помню из нашего приезда в г. Тюмень, была только одна сцена. Разговоров я не помню, а помню только, что мы, то есть я, папа, мама и брат мой Алёша, сидели на разных сундуках и ели колбасу. Запомнил я потому так мало, что мне было тогда два года».

Как бы ни были интересны воспоминания ребенка Володи, прерву их, чтобы представить читателям хотя бы часть тех, что написаны Владимиром Макаровичем в 1944 году:

Знаменская церковь

Наискосок от нашего дома стоял милый храм Знамения Божьей Матери, в котором служил папа.

В церковной ограде росли с севера высокие липы, а с юга была полянка, обсаженная берёзами.

Помню высокую фигуру папы, идущего по шлаковой дорожке от ворот к паперти. Ветер развевает его одежду и волосы. Помню гармоническое мощное звучание хора и папин ясный, ровный, величественный голос. Мне всегда хотелось смеяться, и бегали мурашки по спине, когда он заканчивал Евангелие. Золото, солнце, живопись на стенах и витражи, чудотворная икона Божьей Матери и симметрично с ней икона целителя Пантелеимона с частыми молебнами перед ней и слезами мамы – впечатления от Знаменской церкви.

И ещё звон большого колокола – густой, бархатный.

(Эти слова я вспомнила 12 июля 2009 года, в день папиного столетия, как только вышла из машины, остановившейся у ограды Знаменской церкви. Этот густой, бархатный звон властно и величественно царил над серым дождливым утром Дня Петра и Павла. – Т. О.).

Мы с Алёшей часто играли в этой ограде. Здесь всегда было много шмелей и диких пчёл, находивших на одуванчиках мёд. Мёд этот мы жестоким образом присваивали себе, протыкая брюшки шмелей.

Став постарше, Алёша с ребятами играл здесь в футбол. Помню мгновенное исчезновение всех, когда мяч попадал в окно церкви.

С этой же оградой связано грустное воспоминание: папа с Алёшей в 1918 году отравили четыре семьи пчёл, обречённых на голодную зимовку.

Ласточка

Много впечатлений, связанных с лошадью Ласточкой.

Папа часто покупал лошадей. Ласточка – полукровка, вероятно, была хорошей лошадью. У меня сердце замирало от «спортивного восторга», когда она шла полным ходом. Я любил смотреть из окон кухни или детской на её скачки и прыжки по двору, когда её выпускали из конюшни.

Папа часто её мыл под навесом. Молодая лошадь боялась воды и рвалась, а папа хватал за верёвку и кричал басом: «Оборвёшь!». Причём верёвка от недоуздка к руке натягивалась, а от руки к столбу была со слабиной.

Летом часто ездили за грибами. Это было в 1913-м или 1914-м году. Грибов было в то лето масса («к войне»). Ездили в деревню Утяшеву. Плохо представляю, где она. Куда-то на юго-запад от города. Ездили всей семьёй и с нянькой Сашей. Помню бор, песчаную дорогу. Назад возвращались с полными корзинами, одна большая бельевая обычно стояла на заднике коробка.

Раз я и папа с большой группой учеников отправились в пригородную усадьбу купцов Колокольниковых. Мы ехали то рысью, то шагом, а ребята вроссыпь шли и бежали, подсаживаясь на коробок. В руках они несли маленькие трёхцветные флажки на толстых картонных ручках.

От усадьбы в памяти остался только спокойный тёмно-зелёный пруд.

Как и почему продали эту милую лошадь с белой звездой на лбу, не помню.

Именно в Тюмени, как я теперь понимаю, жизнь семьи Огибениных раскололась на «до» и «после». Во время Гражданской войны город побывал и «под красными», и «под белыми». Кроме тревоги за жизнь главы семейства, Ольга Ксенофонтовна впервые в полной мере ощутила нужду и лишения и с тех пор до самой кончины 8 марта 1944 года бралась за любую работу, дававшую пропитание семье. Она была истинной христианкой, интеллигентной и очень трудолюбивой женщиной.

Благодаря предоставленной Владимиром Григорьевичем Огибениным (внуком фотомастера и владельца фотоателье в дореволюционной Тюмени Тараса Клементьевича Огибенина – дяди Макария Мартиновича) возможности процитирую строки о моём деде из корреспонденции, опубликованной в 1919 году в «Тобольских епархиальных ведомостях»:

«г. Тюмень. (От нашего корреспондента). Вечер скорби. 31 марта по ст. ст., после служения вечерни в Знаменском соборе (где служил Макарий Мартинович. – Т. О.), при участии двух лучших хоров в г. Тюмени – Ильинскаго и Знаменскаго, состоялось чтение о мученической кончине Епископа Гермогена и двух священников Тобольской епархии… О. диакон Огибенин прочитал о пребывании Епископа Гермогена в Екатеринбургской тюрьме, о страданиях Епископа на пароходе «Ока», о последних минутах жизни его и о кончине.

О. диакон прочитал из «Тобольских епарх. ведомостей» без всяких добавлений со своей стороны, отчего впечатление от чтения получилось очень хорошее, т. к. от такого чтения получился рассказ в целом его объеме».

Из воспоминаний Наталии Макаровны:

«В 1919 году папа с Алёшей перебрались на Алтай. А в 1921-м мы поехали к ним. С собой везли книги, пианино, одежду, постель».

К сожалению, в Тюмени оставались литературные труды Макария Мартиновича, видимо, вместе с фотоархивом Тараса Клементьевича (24 ящика фотонегативов с видами Тюмени, фотопортретами её жителей) они и были уничтожены хозяевами новой жизни. В папином архиве нашла единственную сохранившуюся книгу Макария Огибенина «День в раскольническом скиту (из путевых наблюдений)», выпущенную в Санкт-Петербурге в 1902 году.