День в Фонтене-о-Роз - [43]

Тогда я почувствовала, что тот, кто меня поддерживал, высвободил свое колено и бережно положил мою голову на камень. Я с беспокойством следила за ним. То был тот самый человек, кто, если можно так выразиться, упал с неба во время схватки; я видела его тогда лишь мельком, так как лишилась чувств почти в самый момент его появления.

Он был молод — примерно двадцати четырех лет, высок; в его голубых глазах читалась удивительная решимость и твердость. Его длинные белокурые волосы, признак славянской расы, рассыпались по плечам, как у архангела Михаила, окаймляя молодые и свежие розовые щеки. Губы его, приоткрытые в презрительной улыбке, позволяли увидеть двойной ряд жемчужных зубов. Во взоре его соединялись взгляд орла и блеск молнии. Он был одет в род туники из черного бархата; на голове его была шапочка с орлиным пером, похожая на шапочку Рафаэля. На нем были панталоны в обтяжку и вышитые сапоги; талию его стягивал ремень с охотничьим ножом, а на плече висел небольшой двуствольный карабин, в меткости которого уже мог убедиться один из разбойников.

Он протянул руку, и эта протянутая рука, казалось, повелевала даже его братом. Он произнес несколько слов по-молдавски. Слова эти произвели, по-видимому, глубокое впечатление на разбойников.

Тогда на том же языке заговорил в свою очередь молодой предводитель шайки, и я поняла, что слова его были смешаны с угрозами и проклятиями.

Но на всю эту длинную и пылкую речь старший брат ответил лишь одним словом.

Разбойники в ответ поклонились.

Он сделал знак, и все они выстроились позади нас.

«Ну хорошо, пусть так, Грегориска, — сказал Костаки опять по-французски. — Эта женщина не пойдет в пещеру, но она все же будет принадлежать мне. Я нахожу ее красивой, я ее завоевал, и я ее желаю».

И проговорив эти слова, он бросился на меня и схватил в свои объятия.

«Женщина эта будет отведена в замок и будет передана моей матери, и отныне я ее не покину», — ответил мой покровитель.

«Подайте мою лошадь!» — скомандовал Костаки по-молдавски.

Десять разбойников бросились исполнять приказание и привели своему главарю его лошадь.

Грегориска огляделся по сторонам, схватил лошадь, на которой не было всадника, за уздцы и вскочил на нее, не прикасаясь к стременам.

Костаки оказался в седле почти так же легко, как и его брат, хотя он держал меня на руках, и помчался галопом.

Лошадь Грегориски неслась голова в голову, бок о бок с лошадью Костаки.

Любопытно было видеть этих двух всадников, скакавших рядом, мрачных, молчаливых, не терявших из виду друг друга ни на минуту, хотя и не показывавших этого, доверившихся своим лошадям, чей отчаянный бег увлекал братьев через леса, скалы и пропасти.

Голова моя была запрокинута, и я видела, как прекрасные глаза Грегориски упорно смотрели на меня. Заметив это, Костаки приподнял мою голову, и теперь я видела только его мрачный взгляд, которым он пожирал меня. Я опустила веки, но это было напрасно; даже сквозь их покров я видела пронзительный взгляд, проникавший в мою грудь и раздиравший мое сердце. Тогда мной овладела странная галлюцинация; мне показалось, что я Ленора из баллады Бюргера, что меня уносят привидения: лошадь и всадник; почувствовав, что мы остановились, я с ужасом открыла глаза, так как была уверена, что увижу сломанные кресты и открытые могилы.

То, что я увидела, было ненамного веселее: это был внутренний двор молдавского замка четырнадцатого столетия.

XIII ЗАМОК БРАНКОВАНОВ

Тут Костаки спустил меня с рук на землю и почти тотчас же соскочил сам; но, как быстро ни было его движение, Грегориска все-таки опередил его.

В замке, как и сказал Грегориска, он был хозяином. Увидев двух прибывших молодых людей и привезенную ими чужую женщину, выбежали слуги; но хотя их предупредительность простиралась и на Костаки и на Грегориску, заметно было, однако, что наибольший почет и более глубокое уважение оказывались ими второму.

Подошли две женщины. Грегориска отдал им приказание по-молдавски и сделал мне знак, чтобы я следовала за ними.

Во взгляде, сопровождавшем этот знак, было столько уважения по отношению ко мне, что я теперь ни секунды не колебалась. Пять минут спустя я оказалась в большой комнате, которая даже невзыскательному человеку показалась бы пустой и необитаемой, но которая, очевидно, была лучшей в замке.

Это было большое квадратное помещение; в нем стояли: диван, покрытый зеленой саржей: днем — диван, ночью — кровать; пять или шесть больших дубовых кресел, большой сундук и в одном углу кресло с балдахином, напоминающее большое и великолепное сиденье в церкви.

Ни на окнах, ни на кровати не было следа занавесей. В комнату входили по лестнице; в ее нишах стояли выполненные более чем в естественный рост человека три статуи Бранкованов.

Через несколько минут в эту комнату принесли вещи — между ними были и мои чемоданы. Женщины предложили мне свои услуги. Я привела себя в порядок и осталась в длинной амазонке, так как эта одежда больше всего соответствовала костюмам моих хозяев.

Едва я успела покончить с этими небольшими изменениями в туалете, как в дверь тихо постучали.

«Войдите», — сказала я по-французски, ибо для нас, полек, как вам известно, французский язык почти родной.