Дэн Сяопин - [35]
Политбюро ЦК Компартии Китая продолжало следовать этой линии даже после того, как в середине августа 1929 года получило директивное письмо Политсекретариата Исполкома Коминтерна по крестьянскому вопросу от 7 июня того же года, в котором вразрез с решениями VI съезда говорилось о том, что «кулак» зачастую играет «открыто или скрыто контрреволюционную роль в движении», а посему с ним тоже надо решительно бороться>218. Это письмо знаменовало пересмотр аграрного курса Коминтерна в Китае в связи с изменением политической ситуации в Советском Союзе, где в то время началась сталинская коллективизация, сопровождавшаяся критикой «правых прокулацких» взглядов Бухарина.
Превращение в главную мишень борьбы в СССР крестьянина-собственника привело к тому, что Коминтерн и в других странах выдвинул новый лозунг «долой кулака», то есть «зажиточного крестьянина» — на смену соответствовавшему духу новой экономической политики призыву ликвидации только «помещичьего» землевладения. Но обсудив 17 августа это письмо, члены Политбюро ЦК Компартии Китая (в присутствии Дэна, который вел протокол) по существу выразили несогласие с новым коминтерновским курсом. Открыто возражать они не посмели, так как со времени основания партии между ними и Москвой сложились отношения «учеников и учителя», но какое-то время саботировали письмо. И не потому, что были столь умеренными, а просто не понимали, что делать, например, в случае, «если кулак ведет борьбу с милитаристами и феодалами»>219. Ведь письмо Политсекретариата формально не отменяло постановление VI съезда о «буржуазно-демократическом» характере китайской революции. Как же можно было увязать эти два диаметрально противоположных документа?
В общем, Дэн имел твердые установки: во всей работе исходить из решений VI съезда, так что в этом плане был спокоен. Немного волновался он только за жену: Чжан была на четвертом месяце беременности, но Чжоу Эньлай, Дэн Инчао, а также находившаяся в Шанхае младшая сестра Чжан, Сяомэй, с мужем (они тоже работали в аппарате ЦК) успокоили его, пообещав о ней позаботиться. Так что, простившись с любимой, Дэн с легким сердцем сел на пароход, отплывавший в Гонконг. Оттуда через Ханой он рассчитывал без помех добраться до Гуанси, граничащей с Французским Индокитаем. Вместе с ним путешествовал скромный человек в роговых очках — некто Гун Иньбин, уроженец Хунани, бывший сотрудник бухгалтерского сектора Секретариата. Он исполнял обязанности связного, который в будущем должен был регулярно курсировать между Гуанси и Шанхаем для того, чтобы информировать высший орган партии обо всех действиях Дэна и его товарищей и передавать последним директивы Политбюро>220.
Огромный корабль медленно отходил от пристани, и небоскребы Шанхая отступали все дальше и дальше, пока наконец не растаяли в горячем и душном воздухе. В жизни Дэна перевернулась очередная страница. Но он еще не знал, насколько важной она была.
Молох революции требовал жертв, и вот пришло время Дэна положить на его кровавый алтарь свое короткое семейное счастье. Через пять месяцев, в январе 1930 года, после тяжелых родов Чжан Сиюань скончается, а вслед за ней уйдет из жизни и новорожденный ребенок — девочка, которой даже не успеют дать имя. Дэн в то время будет в Шанхае по партийным делам, всего на несколько дней>221. Он успеет к умирающим жене и ребенку, но помочь им ничем не сможет.
А спустя много лет боль утраты как-то растворится в новых событиях и образ первой, юной, супруги отойдет в прошлое. И когда в марте 1979 года представители революционного комитета бюро гражданских дел Шанхая попросят его рассказать о гибели Чжан Сиюань, он даже не сможет вспомнить дату ее кончины. «Чжан Сиюань, — скажет он, — …скончалась в Шанхае зимой 1929 года (примерно в ноябре или декабре)»>222. На фоне великих революционных свершений смерть рядовых, пусть и близких, людей не имела коренного значения.
Часть вторая
ПОРАЖЕНИЯ И ПОБЕДЫ
ГУАНСИЙСКИЙ ЭКСПЕРИМЕНТ
Дэн и Гун прибыли в Гонконг в самом начале сентября 1929 года. Великий город, построенный англичанами, колонизировавшими эту часть Китая в 1842–1898 годах, жил обычной деловой жизнью. В гавани непрерывно разгружались и загружались корабли, а вдоль пролива Виктория, отделяющего одноименный холмистый остров от материка, теснились сотни джонок в три, четыре, а то и пять рядов. В них жила беднота, не имевшая другого пристанища. Как и везде на китайском юге, эти плавучие жилища назывались «сампанами» (в буквальном переводе «три доски»).
Сойдя на берег на острове Виктория, Дэн и Гун тут же наняли рикшу, который довез их до гостиницы. Находилась она в северной части острова, неподалеку от ипподрома, в районе, именуемом «Долиной счастья». Когда-то, в середине XIX века, здесь было городское кладбище, которому местные остряки на американский манер дали такое «веселое» название
