День Суркова - [33]

— Значит, я знаю больше тебя.

— А что ты знаешь?

Сурков подробно изложил, что стало ему известно в архиве ДРУ.

— Поздравляю тебя, — восхитилась Эльза. — Достать такую информацию в Аду не просто. И все же, это не все. Сам комитет не так уж и недоступен. Его офисы находятся во всех развитых странах, а агенты бороздят времена, наблюдают и контролируют реальность.

— Так они управляют реальностью?

— Нет, конечно, в сферу деятельности ККнВ такие полномочия не входят. Они наблюдают и вмешиваются только в исключительных случаях.

— Как, например, в моём?

— Твой случай особый, но почему ККнВ вмешался, мне до сих пор непонятно.

— Как это?

— Понимаешь, Игорь, ты не мог быть богатым.

— Почему? — обиделся Сурков.

— Тебе это не дано.

— А как же лотерея? И что значит — не дано?

— Душа у человека так устроена. Это невероятно сложно, и ты можешь не понять, но я все же попробую разъяснить. Понимаешь, душа — это как весы. Весы, но не пружинные, а с гирьками. И пока душа в равновесии, ей ничего не грозит. Это у нас, ангелов, уже глаз намётан, и я вижу душу, вижу, в покое она или нет. Люди, разумеется, об этом не догадываются. Поэтому маются, чего-то ищут, болеют, умирают, но все это от духовного неравновесия.

— При чём здесь деньги?

— Деньги — это своего рода гири.

— Что же на другой чаше?

— Это я так, для образности, про весы, на самом деле все сложнее. Представь себе, на острие иглы поставлена тарелка.

— Ну, видел в цирке что-то подобное.

— Тарелка эта уравновешена различными предметами: деньгами, здоровьем, жизненным опытом, тщеславием, добротой, скромностью и кучей других вещей. Все они имеют разный вес и находятся на различном удалении от центра.

— А бывает так, что она падает?

— Бывает. Это у вас и называется нервный срыв. А ещё говорят: «вошёл в штопор».

— Или спился?

— Бывает и такое. Тебе это тоже не грозит.

— Почему?

— Потому что у тебя эта самая тарелочка хорошо подогнана. Не нужны тебе деньги, и пить тебе ни к чему.

— Ну, это я могу поспорить. К тому же, если моя тарелочка, как ты говоришь, подогнана, совсем не означает, что на ней не найдётся места ближе к центру.

— Найдётся, и я не говорю, что при определённых обстоятельствах ты не смог бы разбогатеть. Однако богатство, оно, как девица, капризно и разборчиво. Есть люди, которые ему нравятся, к другим оно холодно и равнодушно. Но дело не в личных пристрастиях. Чтобы понравиться богатству, нужен изъян, недостающая часть.

— Чего?

— Богатства. Чтобы заработать, тарелочка должна быть с креном, и чем сильнее крен, тем быстрее деньги её уравновесят.

— А что и такое бывает?

— Редко, но бывает. Есть люди, которым деньги приносят душевный покой, но чаще они их убивают.

— Почему?

— Принцип маятника. Неаккуратно брошенная на край монета начинает шатать систему. Человек не понимает, чего он хочет и разоряется или заболевает. Чаще всего он заработать не успевает, деньги так влекут, и их хочется так быстро, что душа сваливается, а уж когда она наберёт скорость… В общем, на нижние уровни.

— Печальную перспективу ты нарисовала. Однако я вот что не понял, деньги — это добро или зло?

— Ни то, ни другое. Деньги — это средство расчётов, чем они по своей сути и являются.

— Объясни.

— Твоя душа состоит из определённого количества амбиций, наглости, скромности и денег.

— Во как?

— А ты как хотел? В материальном мире все через зад. Вот, к примеру, ты хочешь любви, но надеяться на неё не приходится, потому что страшный очень, характер скверный, подловат к тому же, а за деньги ты можешь себе это позволить.

— Но ведь это будет не настоящая любовь.

— Настоящая, Игорь, настоящая.

Сурков задумался, пытаясь вспомнить случай из собственной жизни.

— Что не получается? Тогда я тебе напомню. К вам в вычислительный центр приезжали иностранцы. Помнишь Норму Джеккинс? Высокая такая, с роскошными волосами.

— Что-то припоминаю.

— Ты ей диск на память подарил.

Сурков взмахнул ладонью:

— Разумеется, пятидюймовик красный.

— Вспоминай, вспоминай.

Сурков давно забыл Норму Джеккинс, красивого, невероятно высокого профессора в совершенно не советской мини-юбке. Она была в центре трижды, и к концу второго визита Сурков решил, что сделает ей маленький подарок. Он записал на самой дорогой «БАСовской» дискете свой компилятор и протянул диск, объяснив на ломаном немецком, что это его личная работа.

— О кей, — сказала Норма.

Ни спасибо, ни до свидания, только две буквы, объединённые в слово. Но как Сурков был тогда счастлив, и самое удивительное, он не знал, почему.

— Потому, что ты полюбил её за её деньги.

— Что ты? — возмутился Сурков.

— Подумай и ответь честно: Норма была очень красивой женщиной?

— Да, — Сурков кивнул головой.

— А Света Семёнова из отдела кадров?

— Ну… — протянул Сурков.

— Так почему же ты ей не дарил дискет?

— Она в этом ничего не понимает.

— Так подарил бы цветы.

— Но ведь она была замужем.

— А Норма?

— Не знаю.

— Тогда, какая разница — замужем Света или нет? Ведь ты делаешь подарки всем красивым женщинам.

— Да нет же. Я ничего не хотел от неё ни тогда, ни позже.

— Так почему же ты так хотел влезть в её жизнь?

— Так уж и влезть?

— Скажи, как это ещё называется? Посторонний человек делает тебе подарок, разве не для того, чтобы о нём помнили?