День рожденья мира - [110]

А планета назначения — тем более. Продолжая свои поиски в библиотеке, Луис начал понимать, почему Нулевое поколение так стремилось получить информацию о Синдичу. У них ее не было.

Открытие того, что называли «землеподобной планетой» в «пределах досягаемости», и запустило проект «Открытие». До-нулевики изучили планету настолько тщательно, насколько позволяли им инструменты. Но ни спектральный анализ, ни прямое наблюдение малого темного тела с таких расстояний не позволяло определить самое интересное. Уже ясно было, что жизнь самозарождается непременно, если определенные параметры среды находятся в определенных пределах, а все параметры, которые можно было определить, за грани дозволенного не выходили. И все же, как прочел Луис в древней статье под названием «Куда свой путь вершат?», даже незначительное отличие от «Земли» могло сделать «Новую Землю» совершенно непригодной для обитания. Химическая несовместимость местной жизни с земной превратит все живое в отраву. Незначительная разница в соотношении атмосферных газов не позволит дышать.

Воздух — это свобода, думал Луис.

За соседним столиком сидел библиотекарь. Луис подсел к нему, и показал старику Тану статью.

— Тут написано, что мы, возможно, не сумеем там дышать.

Библиотекарь заглянул в статью.

— Я уж точно там дышать не смогу, — заметил он, и, выдержав привычную паузу, пояснил: — Я буду мертв. — И улыбнулся, широко и доброжелательно.

— Я пытаюсь понять, — проговорил Луис, — что вообще мы можем там увидеть. Нет ли где-то инструкций… на разные случаи…

— На данный момент, — ответил старик, — если и существуют такие инструкции, доступ к ним закрыт.

Луис открыл было рот, и захлопнул, ожидая, пока Тан выдержит паузу.

— Информация скрывалась всегда.

— Кем?

— В первую очередь — решением Нулевого поколения. А во вторую — решениями совета по образованию.

— Но зачем нулевикам было скрывать сведения о цели полета? Там так скверно?

— Возможно, они полагали, что, поскольку данных все равно мало, средним поколениям нечего и волноваться. А Шестое поколение само все узнает. И отправит данные на Землю. Мы ведь научная экспедиция. — Он бесстрастно глянул на Луиса. — Если воздух там непригоден для дыхания, люди могут выходить в скафандрах. Внезники. Жить внутри, работать снаружи. Наблюдать. Пересылать данные на орбиту «Открытия». А оттуда — на Ти Чу. — Китайское название он произнес на китайский манер. — Невосстановимых запасов хватит на двенадцать поколений, а не на шесть. На случай, если мы не сможем там остаться. Или не захотим. Вернемся на Ти Чу.

Чтобы проговорить все это, у Тана ушло немало времени. Воображение Луиса заполняло паузы картинками, словно иллюстрациями к тексту: широкая дуга орбиты сближения, выводящая к звезде; парящий над поверхностью колоссального мира-планеты мирок-корабль; фигурки во внекостюмах, разбегающиеся по Джунглям… Яркие и невероятные. Виртуальная нереальность.

— Вернемся, — прошептал он. — Что значит — «вернемся»? Никто из нас не бывал на Дичу. Назад или вперед — какая разница?

— Какая разница между «да» и «нет»? Какая разница между добром и злом? — ответил старик, глядя на юношу с одобрением, но не только, и выражения его глаз Луис не мог распознать. Может быть — скорбь?

А цитату он узнал. Синь и ее отец Яо оба учились у 3-Тана, который служил не только библиотекарем, но и знатоком китайской классической литературы, и все трое были большими поклонниками Длинноухого Старца. Луис, выросший во второй чети, выслушивал цитаты до тех пор, пока в порядке самообороны не осилил английский перевод. Не так давно он перечитал книгу, пытаясь разобраться — какая часть ее имеет для него смысл. Лю Яо переписал весь труд древнекитайскими иероглифами — это отняло у него больше года. «Практикуюсь в каллиграфии», объяснял он. Глядя, как вытекают из-под кисти Яо сложные, загадочные фигуры, Луис был тронут сильней, чем понятными вроде бы оборотами перевода — словно не понимать значило понять.

Циркуляция

Бумага, сделанная из рисовой соломы, была большой редкостью. Мало кто писал от руки. Яо добился разрешения использовать для своей копии несколько квадратных метров бумаги, но ему не позволили бы надолго выключить ее из кругооборота. Свиток он раздарил по кускам своим знакомым-кипрам. А те ненадолго повесят их на стену, а потом сдадут в переработку. Никакой предмет, если только он не жизненно важен, не мог существовать больше пары лет. Одежда, вещички, бумажные рукописи, игрушки — все возвращалось в цикл, порой — с приличествующей панихидой. Похороны любимой куклы. Портрет деда, быть может, переведут в электронный формат, прежде чем переработать оригинал. Искусство было практичным, или эфемерным, или нематериальным — свадебный наряд, раскраска тела, песня, рассказ в сетевом журнале. Круговорот оставался неотвратим. Жители «Открытия» были сырьем для следующих поколений. У них было все, в чем нуждается человек, и ничего, что может он сохранить. Подобный мирок может страдать от нищеты только по одной причине — потере или зряшной трате вещества/энергии, связанного в ненужных вещах или выброшенного в космос.