День рождения Омара Хайяма - [28]

Ведь как приучены мыслить: есть день и ночь, есть холодное и горячее, есть тёмное и светлое, есть сильное и слабое, есть мужчина и женщина. Весь мир раз и навсегда поделён нами, так и не постигшими его сокровенных тайн, на извечные противоположности. А ведь женщина не противоположна мужчине. Мы с ними не разные полюса одной планеты, вот в чём дело, и произрастает она из иной почвы и питается иными соками… Сколько бед на земле, сколько войн из-за этого досадного непонимания… Пойми, женщина – в ней всё иное, всё-всё… И та великая сила, что не даёт угаснуть жизни во все времена, – как велика она в них. И та, что творит зло и разрушения. И та, что продолжает рождать детей, сколько бы их ни убивали. Великая это сила – женщина, только вот как повернётся… Запомни пословицу, которую так любила твердить твоя мудрая прапрабабушка: дом, возведённый женщиной, не под силу возвести и фортуне, дом же, порушенный женщиной, не под силу разрушить даже злому року!

Все оскорблённые, все несчастные женщины на земле – это от нас, мужчин, это наше с тобой зеркало… так уж устроен мир, что только нам дана власть, даже и не власть – право, решающее право выбора: полюбить и возвысить, осчастливить или же… Ты уж будь побережнее в жизни с этим божественным огнём, умей согреть им душу, не опались…

И ещё, я всегда понимал, что женщина – это дверь: или в рай, или в ад, но всё равно дверь, мимо которой не пройти, как ни пытайся… Так-то вот непросто, сердце моё, оставаться истинным мужчиной. Это, пожалуй, так же трудно, как прожить истинной женщиной…

Вот и замкнулось ещё одно звено в вечной цепи: меня юношей наставляла моя бабушка, тебя – я… Хорошо бы, чтоб не прервалась эта цепь.

Однако ты ведь комсомолец и категорией чудесного, как, впрочем, и всякой иной мистикой, интересоваться вроде бы и не должен, почему меня и повергли в удивление твои вопросы, впрочем, я говорил об этом в самом начале письма…

Теперь о нашей стародавней соседке. Да, ты прав, имя у неё и вправду было необычным, если бы это действительно было имя. Просто все звали её Майрик, что по-армянски, как оказалось, значит «мама». Именно так обращались к своей родительнице её дети, а их у неё было аж девять. И которых так жестоко отняла судьба; всех, кроме Георгия. С этим именем она и въехала когда-то в наш дом, собственное же имя, данное ей при рождении, было Сусанна. Порою даже кажется, что всё на свете изотрут равнодушные жернова времени, а она всё будет сидеть на внутреннем балконе на своём рассыпающемся соломенном троне. Жизнь её по-своему замечательна и полна историй поистине фантастических. Но об этом в следующий раз, а то притомился я, да и слабеющие глаза нет-нет, да, различают грозные контуры неумолимого ангела смерти, моего Азраила (пиши-пиши, Фаик, чего остановился) в образе твоей любимой бабушки. Но ничего не поделаешь, какой ни есть, а всё же ангел, выбирать не приходится… тоже хочет поговорить с тобой. И не ленись, дорогой, пиши нам чаще, твои письма такая для нас радость…»

Так неужели теперь навсегда это чувство вины, исподволь отравляющее нечастые минуты бездумного юношеского счастья, настигающее в тяжёлых снах, вторгающееся в мирное течение неторопливых бесед, набегающее неуместной слезой, перехватывающее спазмом горло в часы излюбленного одиночества?..

…И в тысячный раз – всё те же вопросы из детства, как прежде, без ответа… Может, надо было всё тогда самому, не теряя драгоценного времени, и тогда, быть может, успел бы… И эта знакомая вечная неуверенность в себе, в собственных силах, а ведь дело предстояло – чтоб наверняка! Почему казался себе таким немощным?.. Из-за возраста? Но в нём ли только дело? Или это было инстинктивной догадкой – ещё оттуда, из пещеры, – что вместе всегда сильнее? Но так ли это?

…Вместе всегда спокойнее, увереннее и, в случае чего, раздробленнее чувство ответственности, а значит, и чувство вины… Или было это всё же иное: предощущение того, что напряжённая воля нескольких, пусть даже маленьких людей, их единый страстный порыв могут каким-то волшебным образом материализоваться и уже одним тем противостоять злу?.. Но опоздал…

…Как долго пришлось тогда объяснять, а главного, как оказалось, так и не поняли, превратили всё в игру: эти черепа, скрещенные стрелы… То, что напряжённо возводилось в собственной душе неким подобием храма… попробуй останови потом… поздно: ты сам поделился сокровенным, своей идеей, и она тебе больше не принадлежит… Да и оборвалась та давняя затея… уже без тебя, когда заслали-таки в пионерский лагерь на последнюю смену: сил не было смотреть на осунувшегося ребёнка с потупленным взором, отрешённо бубнящего какие-то беспощадные слова – не то клятвы, не то приговора…

…соратники же, как оказалось, разыгрались уже не на шутку – им теперь и слова сказать не смей. Чуть что не так – немедля угодишь в список! Тот старикан из угловой комнаты на первом этаже, что возле крана, угодил за сущий пустяк и стал, как оказалось, уже четвёртым… А он возьми, да помри через два дня! Такое вот жуткое совпадение… Как же звали его, – высокий, костлявый, угрюмый, дразнили немым… Недоумки, такое дело угробили, казаки-разбойники!.. Опоздал…