День под плохой звездой - [3]

– Все подозрения могли не оправдаться тогда только из-за нашего неумения найти поломку.

Атаки на кибернетические системы в тот раз с трудом выдерживали натиск хакерских программ, а военные ломали голову над загадкой названия, придуманного его таинственными создателями. Взлом систем был подчинен принципам, под вполне невинной идеей «поцелует» крылся намек на Иуду, конец света и поражал все, чему завидовали глупцы, хотя догадаться о философии выбора объектов удалось не сразу. Тогда сбои связывали с попыткой выхода для манипуляций ядерными программами военного назначения.

– Будем опять обсуждать его русские корни и бессмысленность любых действий, кроме смены режима? – Дитрих фон Хайнике не любил только далеких планов. Он старался все упорядочить так, чтобы низшие чины, армии или союзнических формирований, имели собственные обязанности, строго расписанные и проверяемые так же тщательно, как СМИ обсуждают решения высших руководителей. Его принципы требовали еще и побед, пусть и маленьких. Поэтому он всегда скептически относился к перспективам отсутствия загруженности подчиненных, путь даже и из-за того, что армия потрясены проблемами, которые способны решить только наверху.

– Согласитесь, даже само название вируса не позволяет исключить из числа его создателей русских, – заметил Тиль Краузе, который появился так незаметно, как умел только он сам.

Фон Хайнике не был специалистом по вычислительным устройствам, хотя его экономические решения часто удивляли военных мощью удара, нанесенного противнику.

– Мы усилим давление на русских? – Он уже прислушивался к разговору с интересом.

– Если это дело «белых», военных или политиков. Но они ли авторы? Или вирус создал тот, кто виртуозно владеет электронно-вычислительными методами и хочет пустить нас по ложному следу, – заметил Вольф.

– Вы хотите сказать, что русским такое качество работы было бы не под силу?

– Дитрих, я считаю, что нельзя упустить одну из самых опасных группировок только из-за того, что контрразведка не знает, в каких местах находятся самые лучшие программисты.

– Не там, где и самые богатые, нет, не там, – съехидничал Шнеешварцвальде.

– Кстати, статистика социальных групп того, кого вирус «любит», не пропускает подозрительные места, где атаки могут быть не доказаны, а списаны на обычные помехи или старение механизма системы? – Шпетербаум относился к проблеме со всей серьезностью, но в реакции фон Хайнике не было ни тени поддержки.

– Вольф, не забывайте, что не каждый преступник оставляет столько следов, что по ним даже капитан полиции через день нагрянет к нему в гости. Постучит в дом, представится: «За вами пришли, чтобы принудительно направить в места лишения свободы, вы дома?» Да, и потом несколько минут будет вежливо ждать под дверью ответа хозяина, – фон Хайнике отстаивал жесткую позицию еще и потому, что занимался стратегией холодной войны. Он привычно подозревал каждого богача мира в том, что он отнимает деньги Германии, а бедняков считал местом, где сильное руководство его страны еще не смогло установить систему, не отдающую в их никчемные руки все, что существовало у них до его появления.

Вольф Шпетербаум привык к пикировкам в Дитрихом и, как обычно, захотел оставить последнее слово за собой.

– Вы рассказываете это тем, кто установил систему защиты от кибермошенников пенсионерам?

Его оппонент немного стушевался. Сама программа защитных мер, лозунги которой когда-то выкрикивали на демонстрации протеста, была детищем Шпетербаума и Буркхарта. Со всей тщательностью они изучали действия стариков, столкнувшихся с сервисом из программ и получения услуг через всемирную сеть. Тогда понадобились огромные мощности и поддержка социальных служб, которые неутомимо объясняли этой отчасти благодарной публике о необходимости рассказывать о своих интересных находках. Результат оправдал все ожидания. Пенсионеры безошибочно чувствовали банковских мошенников, правда, отдавая в их руки деньги гораздо чаще, чем любая другая категория населения. Установка систем перекачки данных и дежурных пунктов проверки (из числа мелких военных охраны порядка) помогла взять несколько преступных группировок, остальные, почувствовав силу людей в погонах, поутихли. Как раз тогда впервые они решили использовать при давлении на Россию требования по установке этой программы, причем с выводом белых данных на системы ООН и международной защиты общества. Повод для конфликта был пустячный, но русские отреагировали слишком жестко на вмешательства в дела собственной страны именно из-за дела о пенсионерах. Они всегда были готовы воспевать все западное, даже сомнительные достижения вызывали в крупных руководителях благоговейный трепет и желание отойти на позиции ничтожного, но тут реакция была крайне агрессивной.

В первый момент многие в НАТО думали, что ошиблись в определении политических возвышений и в крупные чиновники прошли как раз те, кто делал свои миллионы на ограблении беспомощных стариков. После проверки оказалось, что все не так плохо, но военные Запада неправильно оценили степень политической готовности России к диалогу. Когда им предлагали программы с выгодой для себя, они соглашались или отказывали, понимая намерения инициатора. Но как только они столкнулись с системой мышления по-европейски, то есть, с серьезными мерами по предотвращению преступности на примере защиты самых неудачливых, взрыв был неизбежен. Многие говорили, что протест был продиктован трусостью. Оппозиция самой РФ клялась, что программы не принимают от лени. В США утверждали, что любые благотворительные программы сейчас, как и всегда, возможны только там, где платят. Их политики приводили немного примеров для иллюстрации, но с постановкой проблемы можно было согласиться, особенно если посмотреть их закрытые для общественности данные об оплате политических движений и требованиям по дополнительным предвыборным лозунгам.