День отличника - [53]

Я напрягаюсь.

Матриарх принимает коробочку, раскрывает ее и поворачивает ко мне. В табачном дыму что-то тяжело и матово светится. Я пытаюсь рассмотреть таинственный артефакт, но никак не могу. Мартиарх достает предмет из коробочки.

— Подойди сюда, отличник, — говорит Матриарх, и я поднимаюсь с колен.

Красные капли срываются с моих окровавленных рук и разбиваются о бетонный пол.

Я подхожу к Матриарху.

В руках она держит мобило. Старинное опричное мобило в платиновом корпусе с сапфировым стеклом.

— Это мобило, — говорю я, — Я видел такое в музее оккупации.

— Правильно, — кивает мне Матриарх, — Это мобило. Символ стабилинизма и нравственного падения этой страны. В этом мобиле заключено все старороссийское зло. И хранить его будет дозволено избранному. Нам кажется, что этот избранный — ты.

— Я?! — восклицаю, хлопая себя по груди. Кровавые капли с моих рук разлетаются веером и часть из них попадает на лицо и очки Матриарха.

Радостный вздох проносится по помещению. Я вижу, как глаза Рецептера лучатся счастьем. Матриарх улыбается.

— И зальет он правозащитников кровью, — шепчет она, неверящим взглядом рассматривая капли крови на своей телогрейке, — Это ты… Это действительно ты…

— Отдай же! — доносится с разных сторон, — Отдай же ему!

Матриарх, словно опомнившись, протягивает мне мобило.

— Возьми его, — шепчет она, — Возьми скорее.

Я вытираю ладони о штаны и осторожно беру в руки мобило. На металл падают капли крови. Я пытаюсь стереть их, но только размазываю кровь по поверхности.

— Он взял! — тихо говорит Матриарх, а потом отовсюду доносится все громче и громче: — Он взял! Он взял!! Он взял!!! Он взял его!!!

Правозащитники поднимаются с пней. Встает Матриарх. Я растерянно озираюсь.

— Взял! — кричат правозащитники, — Он взял его!! Взял!!!

От криков я вздрагиваю.

Матриарх делает знак. Крики стихают.

— Роман Аркадьевич Свободин, — громко и торжественно призносит Матриарх, — Именем Московской Автокефальной Хельсинкской группы и всей д. российской правозащиты я призываю тебя прочесть нам мобило.

Я понимаю мобило к глазам и рассматриваю его. Странное это мобило. На экране и кнопках его нет ни символа. Ни цифр нет, ни букв — ничего.

Я переворачиваю мобило. Здесь есть. По замазанной кровью шлифованной платине золотом выбито слово Vertu. Прямо под ним мелкими бриллиантами выложено веселое «Hi!»[78]

— Верту, — неуверенно читаю я, — Хай.

— Громче, — говорит Матриарх напряженно.

— Верту! — повторяю я, — Хай!

И снова радостный вздох окружает меня.

— Он сделал это… — счастливо и устало говорит Матриарх, — Он прочитал. Мы не ошиблись. Да пребудут с нами свобода и демократия! Да пребудет с нами хьюман райтс вотч! Он — вертухай.

— Олл райтс резервед…[79] — нестройным хором произносят правозащитники, и в голосе их слышится облегчение.

— Вертухай? — не понимаю я, — Что это?

Правозащитники улыбаются.

— Ты, мама, вышла бы с ним на линию, — говорит задымленный, — А то в непонятках начальник. Уроков бы надо. Теперь уже можно.

Матриарх кивает, показывает мне глазами куда-то в сторону и выходит из круга. Я выхожу вслед за ней. В спины нам смотрят правозащитники. В руке я сжимаю мобило.

Мы проходим через весь зал, а впереди нас — быстрый Рецептер. Он открывает перед Матриархом низкую железную дверь. Матриарх входит. Вхожу следом и я. Дверь закрывается.

Полная темнота.

Мог ли я еще утром подумать, что буду находиться в одной камере наедине с Матриархом д. российской правозащиты? Не мог я подумать. И дух мой захватывает. И сердце мое останавливается.

Чиркает спичка и рядом с нами засвечивается медленный огонек. Когда центр камеры заполняется дрожащим светом, я различаю большой и широкий округлый сосуд с темной жидкостью, из которой и торчит коптящий фитилек.

— Что это? — спрашиваю я у Матриарха, уже зная страшный ответ.

— Нефть, — отвечает мне Матриарх, — Юралс.

— Но ведь это же противозаконно! — восклицаю я потрясенный.

— Мы защищаем права, а не закон, — говорит Матриарх, — Закон защищает Пентхауз. Им это необходимо для повышения производительности труда. А нам для повышения производительности труда требуются вертухаи.

Я обращен к Матриарху. Матриарх ходит вокруг нефтяного сосуда.

— Вертухай — это надзиратель в тюрьме, — говорит Матриарх, — Или в лагере. При стабилинизме правозащитников было мало. А вертухаев — очень много. Нас арестовывали, выгоняли из этой страны, ссылали в Сибирь. Но мы точили, точили, точили режим. Мы печатали хронику текущих событий, составляли доклады для международных организаций, получали гранты и осваивали их на благо всего цивилизованного человечества.

— Все изменила революция, — тихо бормочу я.

— Совершенно верно, — кивает Матриарх, — Теперь правозащитников стало много, а вертухаев совсем не осталось. А правозащитнику без вертухая никак нельзя. Правозащитнику без вертухая попросту нечего делать.

— Как это — нечего делать?! — удивляюсь я, — А защищать права человека?

— От кого? — спрашивает меня Матриарх, — От кого их защищать, эти права?

— Как это…, - теряюсь я, — Просто так защищать! Ни от кого!

— Права можно защитить только от того, кто их нарушает, — говорит Матриарх, — Для этого нам и нужны вертухаи. Без вертухаев у правозащитников этой страны нет ориентиров. И ты станешь таким ориентиром. Станешь смыслом жизни правозащитника.