День независимости - [16]

Впрочем, внешность может, разумеется, быть обманчивой, да, как правило, и бывает. На ценах это пока не сказалось, однако банки уже начали понемногу нормировать выдачу денег и обращаться к нам, риелторам, с «проблемами», которые касаются оценки недвижимости. Многие продавцы, купившие по выходе на пенсию дома на озере Озаркс или в «более уединенных» местах Сноумасса, теперь, когда их дети закончили Виргинский университет, предпочитают выжидательную позицию и в конце концов обнаруживают, что жизнь в Хаддаме куда приятнее, чем им представлялось, когда они полагали, что их дома стоят целого состояния. (Я присоединился к жилищному бизнесу не в самый оптимальный момент, даже едва ли не в худший из возможных – за год примерно до его «проверки на вшивость», которая грянула в прошлом октябре.)

Тем не менее я остаюсь, как и большинство людей, оптимистом и считаю, что бум себя оправдал, какие бы ощущения ни порождал в нас настоящий момент. Хаддамским пригородам удалось аннексировать собственно Хаддам, а это увеличило нашу налоговую базу и позволило нам отказаться от моратория на строительство и вложить новые средства в инфраструктуру (хорошее свидетельство тому – раскопки, которые ведутся перед моим домом). А благодаря происходившему в начале десятилетия притоку биржевых маклеров и богатых адвокатов индустрии развлечений в пригороде удалось сохранить несколько исторических зданий, равно как и поздневикторианских домов, разрушавшихся из-за того, что их владельцы постарели, перебрались на жительство в Сан-Сити или просто померли. В то же самое время цены домов из диапазона от умеренной до низкой – их-то я и показываю Маркэмам один за другим – продолжали понемногу расти, как это было и в начале нашего века, и потому большинство здешних обладателей среднего дохода, включая и афро-хаддамцев, все еще могут, если им захочется, перестать платить высокие налоги, продать свои дома, набить карманы долларами, преисполниться сознанием собственного успеха, возвратиться в Де-Мойн или Порт-о-Пренс, купить там дом и жить на свои сбережения. Процветание – новость не обязательно дурная.

В конце Кинг-Георг-роуд широко, точно зеленые сенокосы Канзаса, раскрываются земли производящих дернину ферм, я сворачиваю на некогда деревенскую Квакертаун-роуд, с нее резко беру влево, на шоссе 1, а оттуда выезжаю, описав дугу, на Гренджерс-Милл-роуд, которая позволит мне добраться до «Сонной Лощины», избежав получасовой толчеи машин, что подбираются, стремясь покинуть наши места, к 4-му шоссе. Справа от меня проплывает торговый центр «Квакертаун», уныло стоящий посреди просторной, сейчас почти пустой парковки с горсткой машин на каждом ее краю, над которыми еще болтаются растяжки – «Сирса» и «Голдблюма»; изначальные строители центра ныне ведут свои дела из федеральной тюрьмы Миннесоты. Даже возвышающийся за центром «Синема XII» докатился до того, что показывает лишь один фильм, и только в двух залах. На рекламном козырьке над входом значится: «Б. Стрейзанд: Звезда заскучала ** Помолвка отменяется ** Поздравляем, Берти и Стэш».

Мои клиенты Маркэмы, с которыми я встречаюсь в девять пятнадцать, приехали из крошечного, расположенного в далеком северо-восточном углу штата Вермонт городка Айленд-Понд, а их дилемма стала ныне дилеммой многих американцев. Когда-то, в неразличимых теперь шестидесятых, они были людьми семейными, затем оба бросили ничего не обещавшую двумерную жизнь (Джо преподавал тригонометрию в Аликиппе, пухленькая, медноволосая, немного лупоглазая Филлис вела домашнее хозяйство в округе Колумбия) и отправились, прихватив жилые автоприцепы, в Вермонт, на поиски более яркого и менее предсказуемого Weltansicht[14]. Время и судьба вскоре совершили нимало не удивительный поворот: супруги обоих смылись еще с чьими-то супругами; дети стали увлекаться наркотиками, беременеть, жениться и выходить замуж, а там и вовсе укатили в Калифорнию, или Канаду, или Тибет, или Висбаден, что в Западной Германии. Два или три года Джо и Филлис безотрадно вращались в пересекавшихся кругах друзей и соседей, принимая то одно Weltansicht, то другое, погружаясь в учебу, получая новые степени, обзаводясь новыми приятелями, и в конце концов отдались тому, что было доступным и очевидным с самого начала, – честной и вполне сознательной любви друг к дружке. И почти сразу Джо Маркэму – коренастому, короткорукому человечку моих примерно лет, с маленькими глазками и волосатой спиной (этакий Боб Хоскинс), когда-то игравшему в защите аликиппских «Боевых Насмешников» и явными «креативными» качествами не отличавшемуся, – стало вдруг везти с его цветочными горшками и скульптурами, которые он отливал в абстрактных земляных формах. До той поры это было его забавой, и жена Джо, Мелоди, жестоко высмеяла таковую, прежде чем вернуться в Бивер-Фолс, оставив мужа наедине с его постоянной работой в Департаменте социального обслуживания. Тем временем и Филлис начала понемногу сознавать свою гениальность по части проектирования роскошных иллюстрированных брошюрок на изысканной бумаге, которую она изготовляла своими руками (именно Филлис спроектировала первый большой почтовый каталог Джо). Они и ахнуть не успели, как начали рассылать работы Джо и живописующие их великолепные буклеты Филлис во все концы света. Его цветочные горшки стали продаваться в больших универмагах Колорадо и Калифорнии и появляться, как дорогие коллекционные вещи, в шикарных каталогах из разряда «товары почтой», а затем – к изумлению обоих супругов – побеждать на престижных ремесленных ярмарках (на две из них Маркэмы и поехать-то не смогли, до того были заняты).