День народного единства. Преодоление смуты - [36]

Сюда подходили новые польские отряды, толпы вольницы. Численность поляков достигла 20 тыс., казаков — 30 тыс., да еще 18 тыс. татар, да русские сторонники самозванца. Хотя эти данные требуют пояснений. При подсчете числа польских воинов в полках того или иного пана всегда указывалось лишь «рыцарство» — а каждого шляхтича сопровождали несколько слуг, пахолков, гайдуков, тоже вооруженных. И насчет казачества данные неоднозначны. Напомню, что это слово имело несколько значений. И применительно к Смуте часто невозможно разобрать, где и какие казаки имелись в виду — донские, запорожские или «воровские», т. е. вооружившаяся чернь. Даже и количество «запорожцев», которых русские источники выделяли, оказывается чересчур большим. Скорее к ним причислялись банды украинских поселян. Оружием владеть они умели, а на Руси открылись хорошие возможности для грабежа. Всего же в Тушине собралось более 100 тыс. разношерстного воинства, точное число не знали и сами начальники — одни уезжали в экспедиции, другие приезжали.

Но внешне все выглядело куда более солидно, чем у Болотникова. Польские паны казались более респектабельной публикой, чем повстанцы. Из знатных перебежчиков, которых «царик» производил в высокие чины, при нем возникла «боярская дума» во главе с Михаилом Салтыковым и Дмитрием Трубецким, и к самозванцу потянулись дворяне, которых он щедро жаловал поместьями, потянулись аристократы второго ранга, становившиеся у него боярами и окольничими. Ему один за другим стали присягать города — Кострома, Вологда, Ярославль, Астрахань, Владимир, Суздаль, Псков. Некоторые присягали лишь для того, чтобы избежать налетов его банд. И даже бояре, верные Шуйскому, писали в свои вотчины, чтобы их старосты признали Лжедмитрия во избежание разорения. Недовольство царем зрело уже и в Москве — дескать, восстановил против себя «всю землю», довел дело до осады. Периодически были волнения. Но жители столицы знали, что прежнего «Дмитрия» нет в живых, и видели, что за банды пришли к ним. Поэтому сдаваться не собирались.

Города, оставшиеся на стороне царя, приводились в повиновение высланными из Тушина отрядами. Лисовский напал на Ростов, вырезав 2 тыс. человек. Митрополита Филарета Романова схватили, ради потехи нарядили в сермягу, посадили в телегу с полуголой шлюхой и отправили в свой стан. Но «царик» принял его любезно и назначил собственным патриархом — ведь священный собор одно время уже нарек таковым Филарета. Романов повел себя «гибко». Обличать самозванца не стал, но и на первые роли при нем не лез, занимался церковными делами и приобрел популярность у казаков, выступая защитником их интересов перед «цариком» и поляками.

Почти вся Россия покорилась Лжедмитрию. В верности Шуйскому держались лишь отдельные районы. Рязань, где верховодил Ляпунов. Коломна, где воевода Прозоровский разгромил посланные против него полки Хмелевского, Млоцкого и Бобовского. Новгород отразил отряд Кернозицкого и отбросил его к Старой Руссе. Казань удерживал Шереметев, Нижний Новгород — Алябьев и Репнин. С гарнизоном из 750 стрельцов и городским ополчением они четырежды били вражеские отряды, а возглавлявшего их «изменного воеводу» Вяземского поймали и повесили. В затруднительном положении очутился в Смоленске Михаил Шеин. В его уезд вторгались шайки из-за границы, грабили крестьян, убивали, угоняли в полон, а воевода получил категорический приказ царя не предпринимать против них действий, чтобы не нарушить мира с Польшей. Выход Шеин нашел в том, что стал вооружать самих крестьян и формировать из них отряды самообороны для «неофициального» отпора налетчикам.

С той же целью — избежать войны с королем и добиться отзыва шляхты из России — Шуйский после подписания с польскими послами мирного договора отпустил их и всех захваченных поляков, взяв с Мнишеков обещание не поддерживать «вора». Оно осталось пустым звуком. Юрий Мнишек тайно писал Сигизмунду, что это «истинный», спасшийся Дмитрий, призывая к интервенции, снесся с тушинцами, выражая желание воссоединить дочку с «супругом». Вместе с Мариной они всячески задерживали движение конвоя, везшего их к границе, и были настигнуты погоней. Поблизости, в Царевом Займище, обнаружился еще и отряд Яна Сапеги. В Польше он был осужден за участие в мятежах и разбоях, набрал 7 тыс. «рыцарства» и шел к Лжедмитрию. В Тушино двинулись вместе. Правда, служивший «царику» Мосальский и один из шляхтичей пытались предупредить Марину, что Дмитрий «не прежний», но она их заложила. Мосальский вовремя удрал к Шуйскому, шляхтича посадили на кол.

Три дня торговались с Ружинским. Мнишек претендовал на роль «маршала» при самозванце, а гетман уступать первенство не собирался. Сошлись на том, что «царик» дал папаше жалованную грамоту, обещая 1 млн. злотых и 14 городов. Мнишек при этом пытался оговорить, что Марина воздержится от супружеской близости до взятия Москвы, но у его дочери были собственные планы. Поддержали ее иезуиты, уверяя, что «для блага церкви» все дозволено. Один из них тайно обвенчал Марину с Лжедмитрием, и она разыграла комедию встречи с «мужем». А ее отец, поняв, что больше ему здесь ничего не светит, убрался домой.